Екатерина Гринева - Ночной гость, или Бабочка на огонь
Я набросила на плечи легкую накидку из норки и заперла свой номер. Медленно спустилась по большой витой золоченой парадной лестнице вниз. Андрис ждал меня внизу. При моем появлении у него отвисла челюсть, и он невольно шагнул вперед.
Когда я подошла к нему, он сложил губы трубочкой, как бы собираясь присвистнуть.
– Не свисти! Здесь нельзя.
– Когда очень хочется, то можно. Ты ужасно красивая сейчас! Ты хоть сама-то об этом знаешь?
– Догадываюсь. – Я наклонила голову, чтобы скрыть смущение. – Рада, что тебе нравится.
– Я в отпаде! Но у меня нет фрака, чтобы соответствовать такой роскошной женщине. Я всего лишь бедный сопровождающий и могу подпортить всю картину. Да, тут нужен лимузин или карета. Но это не проблема. Карет в Вене хватает. Карету мне, карету! Это из какого-то классика?
– Кажется, это Грибоедов.
– Я не силен в русской классике.
Я видела, как ноздри Андриса невольно расширились, как будто он хотел впитать мои запахи, а в глазах заискрились огоньки. Я видела это, и мне было приятно… Значит, я старалась не зря!
Меня вдруг охватило страшное волнение, казалось, что я не могу и шагу ступить. Я пошатнулась и оперлась на руку Андриса. Перед глазами прыгали золотистые точки, ноги подкашивались, во рту внезапно пересохло.
– Ты что? – поддержал меня Андрис.
– Не знаю. Наверное, сказываются события всех этих дней.
Мы вышли на улицу. Вена, праздничная, нарядная, была похожа на декорацию из сказки… Вокруг сновала оживленная толпа.
– Я знаю прелестный ресторанчик неподалеку отсюда.
Ресторанчик был и вправду милым, зал – в лучших традициях пышного барочного стиля: лепнина на потолке, многоярусная хрустальная люстра, ослепительные белоснежные скатерти…
Из мраморного холла открывался вход в затянутый бордовым бархатом зал с белыми колоннами. В полукруглых нишах стояли столики. Поблескивал лаком рояль. Сами звуки этого ресторана казались нежной, изысканной музыкой: позванивал хрусталь, раздавался приглушенный смех, позвякивало серебро.
Здесь отдыхала респектабельная, хорошо одетая публика. Многие дамы были в вечерних туалетах. Метрдотель подвел нас к нише, где стоял свободный столик, и удалился.
– Красиво! – Я посмотрела на Андриса. Одна моя рука покоилась на столе. Другой я подпирала подбородок. Кажется, так сиживали в свое время записные кокотки и роковые женщины. Я изо всех сил старалась быть похожей на них. Для большей убедительности я немного выдвинула подбородок и скосила глаза на Андриса, наблюдая, как он отреагирует на мою «киношную» позу.
Но Андрис смотрел куда-то поверх моей головы.
Похоже, я его мало интересую… Мое настроение резко пошло вниз.
Подошел официант, и мы сделали заказ.
Все было ужасно вкусно, еда просто таяла во рту. И знаменитый венский шницель, и картофельный салат, и абрикосовые клецки, и кофе меланж…
Заиграла музыка, и я посмотрела на Андриса.
– Здесь живая музыка. Играет тапер, – сказал он.
Играли вальс, и все поплыло перед моими глазами: этот зал, сказочный вечер за окном и нарядная красавица Вена… Я глубоко вздохнула.
– Почему ты вздыхаешь? Нравится музыка?
– Еще бы. Расскажи о себе, – неожиданно попросила я его. – Пожалуйста.
– Зачем? – нахмурился Андрис. – И что ты хочешь обо мне узнать?
– Не знаю, – честно сказала я, отодвигая тарелку.
– Любопытничаешь? Все вы, женщины, любопытные. Расскажи вам и покажи!
– Это не праздный интерес.
– А что?
Я закусила губу. Ну как объяснить ему: мне интересно все, что касается его! Детство, школьные годы, юность. Как он рос, как разбивал коленки, как учился и какие предметы были его любимыми, кем были родители и кто был его первой любовью? Был ли он когда-нибудь женат?
– Ты, наверное, считаешь меня сумасшедшей?
– Чуть-чуть. Так, самую малость.
Я набралась смелости и посмотрела ему в глаза. В них плясали насмешливые огоньки.
– Я не шучу, – сказала я.
– Я тоже. Есть такая теория, что абсолютно нормальные люди – педанты и зануды, и от них нужно как можно быстрее делать ноги. А вот легкая чертовщинка или сумасшедшинка – это в самый раз. Не соскучишься с такими.
Я рассмеялась:
– Ну, если ты об этом!
– А о чем же еще? Я – угрюмый и нелюдимый тип, который с трудом сходится с людьми.
– Не похоже.
– А что ты об этом знаешь?
– Пытаюсь узнать. Но ты держишь оборону.
– Потому что, когда тебя предают, это очень больно. И неприятно.
– Тебя предавали? Женщина? – Вопросы сами собой слетели с моих губ, и я испугалась собственной смелости.
– Предавали, – спокойно ответил Андрис. – В том числе и женщины. Поэтому поделиться я ничем не могу. Извини.
– Ты… боишься?
Он пожал плечами:
– Понимай как хочешь. А больше я тебе ничего не скажу.
Мне стало обидно, и я отвернулась.
– Ну ладно, – с легким раздражением сказал Андрис. – В детстве я больше всего любил географию и историю. Терпеть не мог математику и химию. Мою первую учительницу звали Мирдза Донатовна. Мы тогда жили в Риге. А потом переехали в Питер. Это была строгая дама, с аккуратными кудряшками и вечно поджатыми губами. Она была из немцев, аккуратистка и очень педантична. Я ее очень боялся. А моя мама говорила: нужно воспитывать храбрость! Еще я боялся обледеневших зимних дорожек. Они внушали мне страх. И в шесть лет я нарочно прошел по замерзшей лестнице, умирая от страха. И очень гордился собой. Достаточно?
– А твои родители живы?
Лицо Андриса замкнулось.
– Нет, они умерли. Отец – от инфаркта. Мать пережила его всего на год. Они очень любили друг друга. Такая… лебединая любовь. Один не может без другого жить. Чахнет и умирает. Вот такая история…
– Мои родители тоже умерли, – тихо сказала я. – Погибли в автокатастрофе. Возвращались с дачи своих друзей, отец потерял управление – внезапно, и машина врезалась в дерево. Насмерть… Когда я приехала туда, то увидела гроздья рябины, рассыпанные на белом снегу. Как кровь. С тех пор я не могу видеть рябину. Спазмы подступают к горлу…
Андрис накрыл мою руку своей.
– Потанцуем? Ты вальс танцевать умеешь?
– Немного. Два года училась в танцевальной школе. Потом бросила.
– Почему?
– Не знаю.
– Тогда прошу, – и Андрис подал мне руку.
Оркестр заиграл громче. Кроме нас, танцевали еще две пары. Пожилые мужчина и женщина вяло передвигали ноги, о чем-то тихо переговариваясь между собой. Другая пара – молодые люди – танцевали шутливо, как-то дурашливо.
Томная нежная мелодия вальса плыла по залу.
Самый музыкальный город мира, Вена, давал сейчас мне мастер-класс, чтобы я всей душой впитала и запомнила это мгновение – надолго, может быть – навсегда. Музыка проникала в сердце, и все пело, плыло, скользило и кружилось вместе с ней. И эти блики на люстре, вспыхивавшие поминутно радужными огоньками, и витки канделябров…
