Нора Робертс - Дорогая мамуля
– Спасибо. – Ева сунула кубик в карман. Склонив голову набок, Рорк наблюдал за ней с интересом.
– Не сказать, что у тебя отдохнувший вид.
– Будь я девушкой, я бы жутко обиделась.
Вот теперь он улыбнулся, подошел к ней и поцеловал в губы.
– Ну, значит, нам обоим повезло, что ты не девушка. – Он потерся щекой о ее щеку. – Рождество уже совсем близко.
– Знаю. Вся комната пропахла этой здоровущей елкой, что ты сюда притаранил.
Он оглянулся на елку через плечо и улыбнулся.
– Тебе же нравилось развешивать игрушки.
– Да, это было здорово. Но мне еще больше понравилось заниматься с тобой любовью под этой елкой.
– Да, это было приятное дополнение к рождественской атмосфере. – Рорк отстранился и коснулся пальцами припухлостей у нее под глазами. – Не нравятся мне эти тени.
– Ты купил участок, умник. Тени прилагаются.
– Хочу назначить вам свидание, лейтенант, раз уж наши воскресные планы сорвались.
– Я думала, свидания теряют актуальность после сцены у алтаря. Разве в Уставе супружеской жизни не это сказано?
– Ты не прочла, что написано мелким шрифтом. В канун Рождества, если только ничего экстренного не случится. Только мы с тобой, в гостиной. Мы откроем подарки, выпьем море яичного коктейля и будем заниматься любовью до умопомрачения.
– А печенье будет?
– Вне всякого сомнения.
– Я в игре. А теперь мне пора. – Ева сунула ему свою кофейную кружку. – Пибоди ждет меня на месте. – Потом она схватила его за волосы, притянула к себе и наградила звонким поцелуем. – Увидимся.
Он гораздо лучше горячего душа и крепкого кофе умел взбодрить ее и настроить на рабочий лад, решила Ева. И у нее был в запасе еще один классный трюк для поднятия настроения.
Она сбежала по ступеням, схватила с перил свое пальто и, набрасывая его на плечи, послала Соммерсету широкую зубастую улыбку.
– Я придумала, что подарить тебе на Рождество – новенький, блестящий стальной штырь тебе в задницу. Тот, что ты носишь последние лет двадцать, небось уже весь истерся.
Ева направилась к машине. Улыбка все еще играла у нее на лице. Надо было признать, что, несмотря на паршиво проведенную ночь, чувствовала она себя неплохо.
Пибоди топала взад-вперед перед входом в гостиницу, когда Ева подъехала. Судя по тому, как она утюжила тротуар, либо она пыталась сбросить лишние калории, либо ей было холодно, но это вряд ли, так как ее шея была в шесть слоев обмотана чем-то длинным и непонятным, либо она была жутко обозлена.
Стоило только заглянуть в лицо напарнице, как третья гипотеза возобладала.
– Что это такое? – спросила Ева.
– Что «что такое»?
– Эта штука, которая тебя душит? Может, мне вызвать службу борьбы с насекомыми?
– Это шарф. Моя бабушка его соткала, прислала мне и велела открыть посылку прямо сейчас. Я так и сделала.
Ева, поджав губы, изучила зигзагообразные красные и зеленые полосы.
– Нарядно.
– Он теплый, и красивый, и как раз по сезону, мать его, не так ли?
– Так, насколько я понимаю. Ну, так все-таки: вызвать санобработку или тебе нравится та муха, что тебя укусила?
– Он такой ублюдок! И как меня угораздило связаться с таким кретином?
– Не спрашивай меня. Нет, серьезно, – Ева вскинула руку, – меня не спрашивай.
– Разве я виновата, что у нас туго с бюджетом? Нет, не виновата, – объявила Пибоди, тыча пальцем в лицо Еве. – Разве я виновата, что его дурацкая семья живет в дурацкой Шотландии? Нет, я так не думаю. Ну и что, если мы провели какие-то жалкие пару деньков с моей семьей на День благодарения?[10] – Конец длинного шарфа взлетел и затрепетал на ветру, когда Пибоди взмахнула руками. – Моим родственникам хватило ума жить в Соединенных Штатах Америки! Разве не так?
– Я не знаю, – опасливо ответила Ева, потому что глаза Пибоди загорелись маниакальным блеском. – Их так много.
– Ну, тогда я скажу: да, им хватило ума! И я упомянула – мимоходом, просто к слову, – что, может, нам лучше остаться дома на Рождество. Ну, вы понимаете, это же как-никак наше первое Рождество вместе, хотя, судя по тому, как он себя ведет, оно может оказаться последним. Тупой недоумок. Эй, ты чего пялишься? – набросилась Пибоди на мужчину, который оглянулся на нее, проходя мимо. – Давай-давай, топай!
– Это всего лишь ни в чем не повинный прохожий. Один из тех, кого мы присягали защищать.
– Все мужики – тупые! Все до единого. Он обозвал меня эгоисткой! Сказал, что я не желаю делиться. Ну, уж это полная чушь! Разве он не носит мои серьги? Разве он…
– Если он еще что-то твое носит, я категорически не желаю об этом знать. Мы на работе, Пибоди.
– И вовсе я не эгоистка, и вовсе не глупо я себя веду. А если ему так приспичило ехать жарить каштаны в Шотландии, пусть катится! Я этих людей не знаю.
По ее щекам покатились слезы, и Евин желудок взбунтовался.
– Нет, нет, нет! Никаких слез на работе! Никаких слез на тротуаре, перед местом преступления, черт тебя дери!
– Его родители, его семья. Его кузина Шейла. Вы же знаете, как он всегда о ней рассказывает. Нет, я просто не могу туда поехать. Мне еще надо сбросить пять фунтов, и я еще не прошла до конца курс по уходу за кожей. Мне надо сузить мои поры, а то сейчас они похожи на лунные кратеры. А на билеты уйдет весь наш месячный бюджет. Мы должны остаться дома. Почему мы не можем просто остаться дома?
– Я не знаю. Не знаю. Ну, может, потому, что он-то уже гостил в твоей семье на праздники и…
– Но он уже знал моих родителей! Разве не так?
В глазах у Пибоди все еще стояли слезы, заметила Ева, но сами эти карие глаза горели такой яростью, что непонятно было, как слезы до сих пор не превратились в пар.
– Он же заранее познакомился с моими родителями! Ему же не пришлось ехать в первый раз к незнакомым людям. И потом, моя семья – это совсем другое дело.
Ева знала, что не следует задавать этот вопрос, но слова сами собой выскочили у нее изо рта:
– Откуда ты знаешь?
– Потому что это моя семья. И я же не отказываюсь знакомиться с его родными! Когда-нибудь. В свое время. Но почему я обязана ехать в чужую страну и есть какой-то хаггис,[11] или как там его? Это омерзительно…
– Да уж, десерт из соевого сыра с семьей на День благодарения гораздо вкуснее.
Полные ярости глаза Пибоди превратились в убийственные щелочки.
– Эй, вы на чьей стороне?
– Ни на чьей. Я нейтральна. Как эта – как ее? – Швейцария. Теперь мы можем приступить к работе?
– Он спал на кушетке, – дрожащим голосом призналась Пибоди. – А когда я утром встала, оказалось, он уже ушел.
Ева испустила тяжелый вздох.
– Когда у него смена начинается?
