Татьяна Устинова - Близкие люди
Первое, что было совершенно не правильно, – это то, что где-то хохотал Иван. Не рыдал. Не орал. Не бился в истерике, а хохотал.
Второе – не работал телевизор. Степан не слышал ни сокрушительной стрельбы, ни политических новостей, ни воплей восторженных зрителей.
И еще чем-то пахло. Чем-то таким, отчего у него вдруг стало пусто и гулко в животе и показалось, что он немедленно умрет, если не съест этого… что так пахнет.
Забыв снять ботинки, зажав в кулаке ключи, осторожно, как сапер, боящийся нарваться на мину, он двинулся в глубь квартиры, заглядывая по дороге во все двери.
В Ивановой спальне горел свет. Иван, по-турецки скрестив ноги, сидел в кровати на одеяле и хохотал так, что время от времени заваливался на бок в приступе буйного восторга.
На полу, под торшером, тоже скрестив ноги, сидела – Степан закрыл глаза и пошатнулся – прибалтийская крыса Инга Арнольдовна и читала в лицах “Трое в лодке, не считая собаки”.
“Этого не может быть. Я ошибся квартирой. Или домом.
Или жизнью”.
И еще он подумал: “Хватит. На сегодня мне уже хватит удовольствий. Я больше не вынесу”.
– Добрый вечер, – проговорил он мрачно, – что тут происходит?
Развеселая парочка разом встрепенулась и замерла, одинаково вытянув шеи.
– Папка! – завопил Иван. – Папочка приехал!
И кинулся ему на шею. Как правило, по вечерам он прятался за диваном.
Степан растерянно подхватил его, стукнув по спине портфелем, который он так и не догадался отпустить, и потерся щекой о золотистую макушку и даже чуть-чуть подышал в нее.
И ему стало легче.
– Прошу прощения за вторжение, – проговорила прибалтийская крыса сдержанно, – но у нас не было другого выхода.
– Как вы сюда попали? – буркнул Степан.
– Клара Ильинична не пришла! – заорал Иван ему в ухо и запрыгал на нем, как бандерлог на пальме, вцепившись руками и ногами. – Не пришла, не пришла, не пришла!! И Инга Арнольдовна повезла меня домой!
– А мне нельзя было позвонить? – Он сам не понимал, что с ним, почему он так злится, что хочет изобразить. Гнев?
Неудовольствие? Все, что угодно, кроме того, что изобразить бы следовало, – благодарности.
Все уже было ему ясно – произошел некий форс-мажор, и эта… как ее… Ингеборга этот форс-мажор ликвидировала.
Ну и спасибо ей большое!.. И до свидания!..
– Мы вам звонили, – сказала она все так же сдержанно, – и на работу, и на мобильный. На работе вас не было, а мобильный…
– Да, – перебил он, – знаю. Не отвечал.
Он вдруг так устал, что ему расхотелось жить. Вообще жить, а не только задавать вопросы и выслушивать ответы.
– Подожди, я руки помою, – сказал он Ивану и опустил его на диван.
Он вымыл руки, вышел из ванной, уселся за стол в гостиной и потер лицо. Потом потянулся за телефоном.
“На удивление милый и общительный человек”, – подумала Ингеборга, глядя в его солдатский затылок.
– И что, Клара Ильинична совсем не пришла? – не оборачиваясь, спросил он как бы в пространство, но, надо полагать, у нее.
– Пришла, – призналась Ингеборга, решив, что терять ей, кроме жизни, все равно нечего, – она пришла, час побыла с мальчиком, и я ее уволила.
Трубка упала из толстых пальцев и грохнулась на стол с противным пластмассовым звуком.
– Представляешь, как здорово, пап? – спросил в дверях Иван. Он стоял, завернувшись в плед, который простирался за ним, как шлейф. Мордаха у него была счастливой. – Она больше не придет, мне Инга Арнольдовна обещала! Представляешь, пап?!
– Да, – согласился Степан, – представляю. Так, а теперь объясните мне, что, в конце концов, произошло?
– Я уволила вашу няньку, потому что это никакая не нянька, а… – она поискала слово, – профессиональная садистка.
Она даже двух слов не может сказать спокойно. Она терроризирует ребенка, как будто это ее главная задача. Она его унижает, заставляет выполнять ее идиотские приказания…
– Да вам-то что за дело, черт вас побери?!
– Да не меня черт побери, а вас черт побери! У вас нежный, милый, душевный мальчик, а вы растите из него неврастеника и лгуна! И все потому, что вам нет до него никакого дела!
– Значит, вам есть дело?!
– Мне есть!
– По какому праву вы вмешиваетесь в нашу жизнь?! Кто вас об этом просил? Что вам здесь нужно? Хотите, я заплачу вам за доставку моего ребенка, и проваливайте отсюда! Только для начала верните на место мою няньку!
– Найдите другую няньку, если не хотите, чтобы ваш сын пропал окончательно! Во что вы превратили его жизнь?! Он ждет вас с работы так, как будто его должны выпустить из тюрьмы, а вы ничего не замечаете! Он совсем вам не нужен, бедный малыш, и вы даже не думаете о том, что ему плохо с этой женщиной!
– А с какой женщиной ему будет хорошо?! Где я ее возьму?!
Вот завтра кто приведет его из школы? Кто даст ему поесть?
Кто будет делать с ним уроки?! А?! Я вас спрашиваю?!
– Вы заберете, и вы будете делать! Он ваш сын!
– Я не могу! Я работаю!
– Вы отец!
– Да, и что из этого?! Я что, должен бросить работу?!
– А что, лучше бросить ребенка?!
– Вы сейчас же позвоните Кларе Ильиничне, извинитесь перед ней и дадите трубку мне!
– Вы просто сумасшедший! Ясно вам? Я очень сочувствую вашему сыну. Очень!
* * *
Хлопнула дверь, шаги торопливо сбежали по лестнице вниз.
Степан в ярости пихнул ногой стул, подошел к двери и защелкнул замок.
Потом прошелся по квартире. Зашел в ванную и попил холодной воды из-под крана.
Ничего не помогало.
Сильно топая, он еще раз прошелся по квартире и остановился на пороге Ивановой спальни.
Иван лежал бесформенной кучей, накрывшись с головой, и Степан уже знал, что это означает. Он сдернул одеяло, швырнул его на пол, поднял и накрыл Ивана снова.
– Чего ты ревешь?! – спросил грубо.
Худая спина с цепочкой выступающих позвонков вздрагивала от горя. Перпендикулярно этой изнемогающей от горя спине торчали лопатки.
– Да что ты ревешь?!
– Мы… тебе пюре сварили… мы… книжку читали… мы все уроки выучили… а ты… ты… ты ее вы-ы-ыгнал. – Тут он совсем завыл, не в силах сдержать себя, и натянул на голову подушку. – Взя-а-а-ал и вы-ы-ы-ыгнал!..
– Да она все равно не осталась бы! – заорал Степан. – Они все только притворяются хорошими! Ты что думаешь, ты ей нужен? Да она просто представление затеяла для меня, вот и все! Как же ты не понимаешь?
– Не-е-ет! – выл Иван.
Он не знал, что у отца беда. Он не знал, как отец мучается. Он ничего не понимал, и у него тоже была беда.
Весь вечер он был счастлив и знал, что теперь у них с папой все будет просто прекрасно.
Самое главное, он так ловко избавился от ненавистной ему Клары Ильиничны!
