Аукцион невинности. Его трофей (СИ) - Покровская Татьяна Евгеньевна

Целует нежно-нежно… У меня прорывается рыдание, стискиваю его как можно сильнее. Как будто действительно боюсь, что отпустит. Отпускает мои губы, смотрит, смотрит, смотрит… Чёрт, Адам, как же я тебя ненавижу…

— Я так тебя ненавижу, что жить без тебя не смогу, — усмехаюсь я.

— Я так тебя люблю, — отвечает он, — что ненавижу себя за то, что не могу любить тебя сильнее.

Глажу его ладонями по лицу. Рассматриваю. Держит меня трепетно. Легко-легко. Как пушинку.

— Ты мой рыжеволосый ангел, Вика, — шепчет он. — Ты ведь останешься со мной?

Всхлипываю. Щёки все мокрые. Знаю, что я сейчас вся в красных и белых пятнах. Хорошо, что тут нет зеркала. Потому что красивого на моём лице вот совершенно точно совсем-совсем ничего нет, так, мокрое смятое пятно, а не лицо.

А этот дурак не сводит с меня восторженных глаз.

— Останусь, — выгибая губы в кривой дрожащей улыбке, соглашаюсь я. — Только у нас точно не будет по-нормальному.

— Давай не будем по-нормальному? — улыбается он, продолжая меня разглядывать.

Его взгляд скользит по моим щекам, опускается на губы, поднимается на волосы, задерживается на сморщенном лбу, снова спускается вниз, к моим подрагивающим губам.

— Давай не будем, — я киваю.

Молчит. Смотрит. Держит. Я всхлипываю, шмыгаю носом. Промаргиваюсь.

— Ты ещё долго меня так будешь держать? — усмехаюсь я.

— Я жду, когда это станет достаточно ненормальным, — сообщает с улыбкой он.

Меня разбирает смех. Притягиваю себя к нему, прижимаюсь губами к его губам. Он осторожно целует меня. Крайне медленно и бережно ставит меня на ноги.

Обхватывает ладонями моё лицо, растирает большими пальцами слёзы на щеках.

— Сколько тебе нужно ещё времени поплакать? — приподнимает брови он.

— Думаю, за две минуты управлюсь, — хмыкнув, отвечаю я.

— Хочешь отпуск? — спрашивает Адам.

— Очень хочу. Правда я не работала.

— Вообще-то сейчас планировался твой отпуск. От меня, — говорит он предельно серьёзно.

— Ты издеваешься? — возмущаюсь я. — Я тут вообще-то ещё две минуты плакать собралась, а ты их тратишь.

— Мне нужно твоё согласие на поездку туда, куда я хочу тебя сейчас отвезти, — говорит он, всматриваясь в мои глаза.

— Вези куда хочешь. Только вот, чтобы поплакать, у меня ещё есть законные полторы минуты, и ты…

Не получается договорить. Адам обрушивается жадным, властным, жёстким поцелуем на мои губы, просто сминает их напрочь, стискивает меня в ручищах. Я даже чуть пугаюсь этого, но тут же понимаю — вообще нигде ничуть никак не больно, совсем-совсем, даже прикусывает мои губы с жадной осторожностью…

От осознания этого срывает уже меня. Целую его в ответ как бешенная. Прижимаюсь к нему, отвечаю на поцелуй отчаянно, кажется, начинаю рвать на нём рубашку… потому что пуговицы летят в стороны.

— Тихо, тигрица, ты чего? — смеётся Адам, когда я начинаю его беспорядочно целовать по лицу, — а как же полёт?

— Нахер его! — заявляю я. — Меня тут увозить собираются в неизвестном направлении, а даже не отжарили ещё толком. Я всё жду-жду…

Вот теперь Адам смеётся громко и свободно. Любуюсь им. Как-то сразу опускает плечи, расслабляется, выпускает из себя напряжение.

— Ты мой ангел, Вика, — легко целует мои губы. — Отжаривать я тебя буду потом. Садись и жди.

Возмущённо пыхчу. Я-то тут только что хотела его спровоцировать на что-нибудь эдакое, страстно-ненормальное. Но, похоже, у этого синеглазого чёрта лимит на смену планов из-за меня исчерпан.

Усаживает меня в кресло, пристёгивает.

— У тебя ещё минута поплакать, — он касается моего подбородка и выходит из салона в сторону кабины.

Плакать мне, естественно, больше не хочется. Хрен его знает, чем я там думала. Плевать на всё. На доводы разума и прочее. Даже если у нас с ним долго не продлится. Плевать.

Хочу быть с ним. Нормально или не нормально, как угодно. Лишь бы с ним.

От этих мыслей всё-таки слёзы снова проливаются, я пялюсь в иллюминатор, чувствуя, как они текут, а лицо от этого кривится.

По идее мне бы успокоиться, чтобы лицо стало красивым, ведь мне хочется нравиться Адаму, а он когда-то говорил, что ему не понравилось видеть меня плачущей… Да и пошло оно всё. На это я тоже буду плевать.

С ним я могу быть настоящей. Говорить глупости. Даже нос ему могу снова разбить, если вынудит. И при этом отчётливо понимаю — не вынудит. Пожалуй, я сейчас точно знаю, что не во всём мире места безопаснее, чем с ним.

Адам заходит, останавливается на пороге. Хмурит брови.

— Уже пять минут прошло, а ты всё плачешь.

— Мне не хватило двух минут, — пожимаю плечом я, чувствуя странную свободу. — Похоже, тебе придётся терпеть повышенную влажность в салоне весь полёт.

— Кажется, здесь где-то был зонт, — усмехается он, — если зонт не поможет, я хорошо плаваю.

Подходит, садится в соседнее кресло, проверяет на мне ремень безопасности, пристёгивается сам. Берёт мою руку и крепко сжимает её в своих горячих ручищах.

— Хочешь сказать, что я могу топить твой самолёт в слезах весь полёт? — интересуюсь я.

— Можешь, — кивает он. — Если хочешь, я готов.

Почему-то меня это смешит. Кладу голову на его плечо. Адам гладит меня по волосам.

— Любимая моя, — шепчет он в мои волосы. — Спасибо, что остаёшься.

53. Ответ

От этого слёзы текут с новой силой. Не сдерживаюсь. Просто тихо плачу, а ещё… кайфую. Рядом с ним.

Всё-таки успокаиваюсь я быстро. Когда самолёт набирает высоту, Адам отстёгивает ремни и берёт меня на руки. Пригреваюсь на его коленях, уткнувшись в его плечо, наслаждаясь тем, как он медленно гладит мои волосы.

Мы молчим. У меня просто слов нет, боюсь, что если заговорим, скажем друг другу хоть слово, я снова буду рыдать. Похоже, Адам это чувствует. Просто держит меня бережно. Мягкими касаниями перебирает мои волосы. Забавно, но я довольно скоро засыпаю в его руках.

Просыпаюсь от незнакомого запаха и тёплого ветра. Оглядываюсь. Ночь. Вокруг песок, свет прожекторов и пальмы.

Я на руках у Адама, где же ещё. Похоже, у него это входит в привычку — везде меня носить спящую.

— Почему меня всё время вырубает рядом с тобой? — сонно интересуюсь я.

— Потому что ты чувствуешь себя со мной в безопасности, — довольно сообщает Адам. — И меня это полностью устраивает. Можешь спать.

— Вроде выспалась.

— Из рук тебя не выпущу, даже не надейся, — в его голосе непередаваемое довольство. — Проголодалась?

Пожимаю плечом, обнимаю его за шею и утыкаюсь в него лицом.

— Я так разучусь думать и самостоятельно о себе заботиться, — ворчу я.

— Меня это полностью устраивает, — усмехается он. — Мы едем в очень хороший ресторан.

Я как-то даже умудряюсь забыть поинтересоваться, куда он меня привёз. Какая вообще это страна и континент. Вообще всё равно. Абсолютно. Привёз и привёз.

Сон мне пошёл на пользу. Да и постоянный физический контакт с Адамом тоже на пользу. Успокаиваюсь.

В машине даже оказывается небольшая косметичка, которой я тут же беззастенчиво пользуюсь.

— Почему не сказал мне, что я как панда? — возмущаюсь я, стирая растёкшуюся тушь из-под глаз.

— Да ладно, весьма эффектный смоки айз, — смеётся он. — За такой макияж многие топ-модели бы убили. А у тебя всё натурально.

Ресторан шикарен. Огромное пространство, куча стекла и зелени, громадный круглый аквариум в центре зала, вокруг которого расположены столики.

Людей много, звучит приятная живая музыка.

Забавно, что в этот раз мы не уединяемся в кабинке. Официант нас ведёт к красивому столику, среди зелени у окна, откуда хорошо виден зал и площадка для танцев.

Ужин прекрасен. Адам уже изучил, что мне нравится, делает безошибочно чёткий заказ.

— Вкусно, — хвалю я его выбор, опуская вилку на тарелку.

— Ещё вот это вино попробуй, — наливает он мне на дно большого бокала прозрачную жидкость из пыльной бутылки. — Я его заказывал дважды за всю жизнь. По особо торжественным случаям.