К. Харрис - Чего боятся ангелы
— Какая же мерзость, — вымолвил наконец Себастьян.
— Ему пришлось заставить себя посмотреть на то, что лежало на плите перед ним. Нежная плоть длинноногой, изящно сложенной женщины с тонкой талией, узкими бедрами и полной грудью теперь была перемазана могильной землей и отливала мертвенной бледностью. Он видел синяки, оставленные пальцами, впивавшимися в ее запястья. Еще отметины — на руках, на лице. Отвратительные раны на шее, такие глубокие, что могло показаться, будто убийца стремился отрезать ей голову. Наклонившись, Пол Гибсон снял повязку, и ее челюсть упала. Себастьян отвел взгляд.
— Жаль, что я не смог обследовать тело до того, как его омыли и закопали, — сказал Пол. — Многое потеряно.
Себастьяну не нравился запах в маленькой каменной пристройке. Или ощущение. Ему вдруг невыносимо захотелось уйти.
— Сколько времени это займет?
Пол Гибсон потянулся за фартуком, напоминавшим мясницкий, завязал его вокруг шеи.
— Я мог бы рассказать тебе кое-что уже утром, хотя, конечно, полное вскрытие займет больше времени.
Себастьян кивнул. Запах тлена настолько забивал его ноздри, что каждый вдох давался с трудом. Он почувствовал, что Пол Гибсон как-то странно смотрит на него.
— Полагаю, ты уже знаешь? — спросил врач.
— Знаю что?
— Твой отец сегодня приходил в суд на Куин-сквер, чтобы признаться в убийстве Рэйчел Йорк.
ГЛАВА 29
Себастьяну было девять лет, когда он начал осознавать, что отличается от других людей. Большинство не могли услышать разговоров шепотом в дальних комнатах или читать названия книг на верхних полках в библиотеке ночью или издалека.
Иногда он думал: что, если большинство людей воспринимают мир чуть иначе, чем остальные? Что, если общность восприятия не более чем иллюзия? Однажды он видел человека, который считал, что рыжая собака такого же цвета, что и валок свежескошенной весенней зеленой травы, в которой она играла, и клятвенно уверял, что его серый сюртук на самом деле голубой. Мимолетное замечание старшей сестры Себастьяна, Аманды, впервые заставило Себастьяна осознать тот факт, что люди ночью не различают цветов, что для них темнота сводит мир к оттенкам серого, среди которых они движутся почти ощупью.
Способность видеть в темноте пришлась весьма кстати во время войны для выполнения специальных поручений. Пригодилась она ему и теперь, когда он крался по саду к террасе Сен-Сир-хаус на Гросвенор-сквер.
Алистер Сен-Сир, пятый граф Гендон, спал в массивной кровати с балдахином в стиле Тюдоров. Кровать эта некогда принадлежала прадеду первого графа. Он просыпался медленно. Сначала поджал губы, затем его веки затрепетали. Глаза открылись, закрылись. Открылись.
Он сел, хрипло ахнул, раскрыв рот и широко распахнув глаза в свете свечей, горевших на столике и каминной полке. Его взгляд остановился на Себастьяне, который стоял, опираясь на столбик кровати, скрестив руки на груди. Граф облегченно вздохнул.
— Себастьян. Слава богу. Я так надеялся, что ты придешь ко мне.
Себастьян выпрямился. В груди его бурлил гнев.
— Какого черта вы явились в суд и пытались убедить всех, что это вы ее убили?
Себастьян никогда прежде не видел такого выражения на лице Гендона. Это была странная смесь горя и тревоги, очень похожая на вину.
— Потому, что я был там той ночью.
Вторник, Сент-Мэтью, Сен-Сир.
— О господи, — прошептал Себастьян, прикрывая рукой глаза.
Гендон сбросил одеяло и встал. Несмотря на ночную сорочку и колпак, вид у него был внушительный.
— Но клянусь тебе, когда я пришел, она была уже мертва!
Себастьян подавил смешок.
— Вы что подумали? Что я решу, будто вы в ваши годы способны на изнасилование и убийство?
Отвернувшись, виконт сел на корточки перед камином и поворошил угли. Он ощутил жар на щеках, почувствовал, как тепло изгоняет из его тела кладбищенский холод, затаившийся глубоко в душе. Разрозненные, необъяснимые факты вдруг со щелчком встали на моего, обретая точный, ужасный смысл.
— Так это ваш пистолет они нашли, — сказал он, не сводя взгляда с пламени.
Пожилой мужчина глубоко закашлялся.
— Я брал его с собой на всякий случай. Я даже не знал, что выронил его, пока не пришел домой и не увидел, что его нет. Я собирался вернуться, поискать его, но… Он замолк. — Духу не хватило. Я надеялся, что потерял его где-то в другом месте.
Себастьян подбросил в огонь еще угля и смотрел, как тот чернеет в пламени, постепенно накаляясь.
— Но зачем же вы собирались встретиться с Рэйчел Йорк, один на один, в Вестминстере, темным вечером?
— Этого я не могу тебе сказать.
Себастьян обернулся, упираясь коленом в решетку камина.
— Что?
Отец молча смотрел на него, и его яркие глаза тускнели под наплывом странных, смешанных чувств.
— Она вас шантажировала?
— Нет.
Себастьян отшвырнул ведерко для угля и встал.
— И чему еще я должен поверить?
Гендон провел рукой по лицу, беззвучно двигая челюстью взад-вперед. Так было всегда, когда он напряженно думал. А сейчас он явно решал, что открыть Себастьяну, а что придержать при себе.
— Она связалась со мной утром во вторник, — сказал он наконец. — У нее было нечто, что, по ее мнению, я согласился бы купить.
— Значит, она все же шантажировала вас.
— Нет. Я уже сказал тебе, что она собиралась кое-что мне продать. Нечто необходимое мне. Мы сошлись в цене, и она обещала встретиться со мной в приделе Богоматери в церкви Сент Мэтью.
— Но почему там?
— Она сказала, что там спокойно. В этом месте нас вряд ли увидят и потревожат.
В изножье массивной кровати стоял большой круглый стол с полированной инкрустированной столешницей, и Гендон уселся за него, подвинув один из стоявших вокруг стульев со спинкой в форме лиры.
— Этот въедливый тип, магистрат Лавджой, говорит, что церковь заперли в восемь вечера, но это не так. Когда я приехал туда, дверь северного трансепта была открыта, как она и говорила.
— Вы никого рядом не видели?
— Нет. — Сплетенные пальцы Гендона сжимались все сильнее, пока костяшки не побелели. — Ни души. Я думал, что мы одни. Она зажгла свечи на алтаре придела. Я видел, как пламя сливалось в одно теплое золотое сияние, пока шел к задней двери церкви. И тут я увидел ее.
Он провел тыльной стороной ладони по глазам, словно пытаясь стереть воспоминания той ночи.
— Это было ужасно. Она лежала там, умирая, на ступенях алтаря, с раскинутыми ногами… — Голос его упал до шепота. Себастьян почти ощущал, с каким усилием он выталкивает из себя слова. — Отпечатки его кровавых рук алели на ее бедрах. Столько крови, везде кровь…
