Татьяна Устинова - Персональный ангел
Тимофей застонал и взялся руками за голову, в которой гудел набат. Что-то неладное с ним происходило. Какая-то мерзость поднималась изнутри, и его затошнило от этой мерзости, от самого себя.
Он открыл глаза и увидел своего дьявола, пристроившегося рядом.
– Пошел прочь, – сказал Тимофей. – Я тебя не боюсь. Я сам себе хозяин, и ты ничего со мной не сделаешь!
Дьявол усмехнулся гадкой усмешкой и придвинулся ближе. Тимофей чувствовал исходящий от него запах.
– Ты мой, – заявил дьявол. – Ты всегда был моим и останешься моим. Ты ничего не можешь, жалкий слабый мальчишка. Что ты о себе возомнил? Кому ты нужен? Твоих жалких денег не хватит, чтобы откупиться от меня. Ты останешься со мной до тех пор, пока все не осточертеет тебе окончательно, и тогда мы вместе отправимся туда, откуда я родом. Ты не избавишься от меня.
– Я тебя уничтожу, – пообещал Тимофей, слабый от гудящего в голове набата и от того, что дьявол наваливался на него, мешая дышать.
– Ты уничтожишь меня только вместе с собой, – скалясь, пообещал дьявол и накрыл Тимофея с головой, – на, смотри! Вспоминай, кто ты на самом деле! Тебе не уйти от этого, тебе не уйти от себя. Ты никому не нужен и не будешь нужен никогда. И сейчас я намного ближе к тебе, чем был двадцать лет назад.
– Я не верю, – пробормотал Тимофей, цепляясь горячими потными руками за остатки реальности. – Я не верю тебе.
Но дьявола его сопротивление только развеселило.
– Смотри, – приказал он, скалясь. – Смотри!
Тимофей не мог сопротивляться. У него не было сил. Почему-то они все кончились.
Подчиняясь, он открыл глаза и увидел то, что ему показывал дьявол.
* * *
Катерина рисовала лошадь. Приходченко мрачно курил, то и дело взглядывая на часы. Слава Панин щелкал автоматической ручкой, чем до невозможности раздражал окружающих, но никто не делал ему замечаний. Саша Скворцов сидел, неподвижно уставившись в одну точку.
– Что мы имеем? – подытожил Абдрашидзе бурную склоку, только что завершившуюся в его кабинете. – Мы имеем полный провал по всем направлениям, даже по тем, которые провалить было в принципе невозможно.
– Это не провал, – вступила Катерина, чувствуя, что основной гнев Абдрашидзе направлен именно на нее. – Я уже говорила, Игорь Вахтангович, что это не провал, а какое-то роковое стечение обстоятельств.
– Я не верю в роковые стечения обстоятельств, – холодно парировал Абдрашидзе. – Я верю в профессионализм и в успех, при наличии такового. Мы растеряли все преимущество. Нас все время опережают на последнем шаге.
– Но мы же…
Абдрашидзе перебил собравшуюся возражать Катерину:
– Я слышал вашу точку зрения. Вы считаете, что дело в шпионаже. Не могу сказать, что я вам верю, но мы обязательно проверим все каналы, по которым может утекать информация. В том числе и вашу службу.
– Да ради бога, – пробормотала уязвленная Катерина. – Мы своих не продаем. Мы стоим на конфиденциальности и умении соблюсти интересы клиентов…
– Ладно, Кать, – морщась, вступил Приходченко. – Мы все хорошо осведомлены о твоем патриотизме. Лишний раз нам его доказывать не надо. Давай ты уже изложишь Игорю свое предложение, а он передаст его боссу.
– Мы написали, чтобы лишний раз воздух не сотрясать и время зря не тратить, – подал голос Слава Панин. – Вот папка.
Приходченко переглянулся с Абдрашидзе и поднялся с кресла. Сегодня любимые сотрудники раздражали его так, что ему приходилось стискивать зубы, чтобы не начать метать в них предметы.
– Что за номера? – спросил он, тяжело глядя на Катерину. – У тебя что, от мании величия крыша съехала совсем? Мы теперь будем общаться письменно, как в кино про шпионов? Или я чего-то не понимаю? Ты подозреваешь в государственной измене кого-то из нас?
– Олег, я никого не подозреваю, – побледнев, ответила Катерина и тоже поднялась, комкая в руках рисунок с лошадью. – Я хочу принять минимальные меры предосторожности. Я хочу максимально ограничить доступ к информации. Я хочу, чтобы каждый знал только тот кусок, который необходимо знать, чтобы работать, и все. Не больше и не меньше. Пойми ты, что так дальше продолжаться не может!
Приходченко тяжело задышал, и Абдрашидзе окликнул его предостерегающе:
– Олег!
– Кать, ты и вправду сдурела, – заявил Скворцов. – Ты себе-то доверяешь?
– Я не могу больше так работать, – вдруг заорала Катерина и хлопнула ладонью по столу. Слава Панин быстро налил ей воды из графина. – Я не могу думать, зная, что все становится непостижимым образом известно той стороне! Это просто мистика какая-то. И не нужно делать вид, что все здесь присутствующие кротки и наивны, как агнцы божьи. Подозревать противно, я понимаю. Поэтому все оставляют это приятное занятие мне. Никто не высказывается, все помалкивают, и каждый думает про другого. Давайте правда общаться в письменном виде. Каждый пишет записки и получает на них ответы, как в кино про шпионов. Другие предложения есть?
Прокричавшись, она села на место и попила воды из стакана.
Все молчали, стараясь не смотреть друг на друга.
– Мне знакомый парень из “Вестей” сказал, что Гриня готовит широкомасштабное наступление, – сказал Терентьев и снял свои двухсотдолларовые очки. – Надо адекватные меры принимать, как говорит наш друг премьер-министр.
– Мы знаем, – огрызнулся Приходченко. – Только мы теперь не можем рассказать друг другу, что это будут за меры. Солнцева не разрешает.
– Я все всем разрешаю, Олег, – заявила Катерина. Она вдруг очень устала. – Хотите, продолжайте развлекать “тот берег” рассказами о том, что мы будем делать в ближайшем будущем. А я пойду поработаю.
Она поднялась, одним движением засунула в портфель все свои бумаги и пошла к выходу из кабинета.
– Вернись, Катерина, – велел Приходченко.
– И не подумаю даже. – Она взялась за ручку двери и остановилась, оглядев все высокое собрание. – Не надо утешать себя тем, что у меня “бабские штучки”. Как говорит наш любимый шеф Михаиле Иванович, лучше переспать, чем недоесть. В том смысле, что пусть у меня будет трижды паранойя, дарить Грине Островому свои собственные идеи я не собираюсь. Лучше я перестрахуюсь, чем недосмотрю. Так что читайте и присылайте отзывы в письменном виде!
Дверь за ней резко закрылась. Оставшиеся мужчины переглянулись.
– Мне не хотелось бы, чтобы девушка оказалась права, – сказал наконец Игорь Абдрашидзе с сильным грузинским акцентом. – Совсем не хотелось бы…
– Вы что, спятили? Разве можно работать так топорно?
– У вас что-то стряслось, правильно я понимаю?
– Да ничего у меня не стряслось, кроме того, что девушка подозревает всех. Что, в самом деле, за глупость? С чего вам пришло в голову, что, если вы обладаете информацией, ее можно использовать так примитивно?
