Иосиф Гольман - И весь ее джаз…
– Я бы вас все равно нашел. Сначала Машеньку, по катеру. А потом вас – Маша сказала, что катером теперь вы занимаетесь.
– Больше она ничего не сказала? – уточнил профессор.
– Вы про икру имеете в виду? – улыбнулся Джама. Улыбка у него была хорошая. – Нет, про икру ничего не сказала.
«Молодец, Машка, – подумал Береславский. – Умеет держать язык за зубами». А вслух спросил:
– Вы хотите мне что-то предложить? Или спросить о чем-то?
– Я не думаю, что вы откровенно мне ответите. Вы же меня пока не знаете.
– Верно, – согласился хозяин.
– Поэтому я только предупредить вас хочу. За икрой еще один гражданин может прийти. А может, приходил уже. – Джама остро взглянул в ничего не выражающие глаза профессора.
– И что? – спокойно спросил Береславский.
– Он очень опасен, – тихо сказал Джама. – Очень. А еще – я его скоро убью.
– А зачем ты мне это рассказываешь? – поинтересовался Ефим.
– Я навел о вас справки. Вы – хороший человек.
– Ты со всеми хорошими людьми делишься преступными планами?
– Он очень опасен, – повторил Джама. – Машенька вас очень уважает. Значит, и я вас уважаю. Не пытайтесь бороться с этим человеком. Я все сделаю сам.
Ефим промолчал.
Тогда Джама спокойно и не торопясь рассказал историю своего посещения друзей-биологов.
Береславский слушал молча, но очень внимательно.
Когда Джама закончил, задал вопрос. Да такой, что поставил молодого человека в тупик.
– Почему, – спросил Береславский, – когда ты стоял у домика, он тебя не застрелил?
– Но ведь егерь стрельнул… – начал было Джама и замолк. Действительно, почему? Ведь между его приездом и выстрелом егеря прошло время, достаточное, чтоб обойму выпустить. – А у вас есть соображения? – наконец спросил он хозяина дома.
– Есть, – сказал Береславский. – Одно-единственное. Он не хотел тебя убивать.
13. Москва. Машка, Джама и культурная жизнь столицы
А у Машки опять пошла светлая полоса.
Может, даже самая светлая за ее почти тридцатилетнюю жизнь.
Стремительно-радостное начало, прерванное было приходом страшного визитера, теперь продолжилось не менее прекрасно.
На момент заключения музыкального контракта с нефтегазовым господином в активе «MASHKA-BAND» имелось всего семь готовых композиций с вокалом: четыре с Машкой и три с Толоконниковой. Еще были две инструментальные вещички, довольно симпатичные. Все это было сделано без малого за год и на полноценную программу явно не тянуло.
Сейчас же, когда забрезжили перспективы, еще шесть вещей сделали за неделю. В том числе – три прикольных дуэта. Но занимались по полной форме, с утра до позднего вечера, благо – репетиционный зал теперь имелся. Даже аппаратуру возить не приходилось. Более того, у запасливого Береславского оказались в собственном владении два монитора для подзвучки инструментов и… малая барабанная установка!
– А это-то вам зачем? – спросила Машка у их счастливого обладателя.
– Не знаю, – честно, хоть и после паузы, ответил профессор. Хотя Ежкова уже могла ответить за него сама. Ведь чтобы знать, что у тебя лежит, на складик надо как минимум заходить. А чтоб рассмотреть содержимое широких, метр в глубину, нижних полок – надо еще и нагибаться.
Порывшись на упомянутом складе – он был в том же здании, что и галерея, – Мария нашла также не новый, но рабочий мультимедийный проектор с дисководом и входом с компа, два «журавлика» – микрофонные стойки, – неработающий маленький микшер, два дебильных караочных микрофона и – о, чудо! – дорогущий отличный «шуровский» вокальный радиомикрофон в родной деревянной коробке! Как говорится – ненадеванный.
– Можно я его возьму? – спросила она Береславского.
– Бери насовсем, – благодушно разрешил он, видно, памятуя о прощенном себе миллионе. Зато не отдал проектор, с которым Ежкова уже напланировала световых задников на концертах. Вот ведь жлоб! Если б Машка не разыскала здоровенный девайс под слоем старых, еще «Беоровских», виниловых плакатов, профессор о нем бы и не узнал.
А тут объяснил, что такая корова нужна самому и он будет с этим проектором смотреть кино на даче.
Кстати, Ежкова познакомилась и с женой галериста, приехавшей помогать ему разбирать картины. То есть жена и разбирала, а сам галерист заперся в кабинете, где, по его словам, работал с документами. А по Машкиным ощущениям – наверняка дрых на своем ядовитого цвета диване.
Жена Наталья присутствовала при ситуации с проектором. Когда муж удалился в кабинет, она тихо пояснила Марии генеральную линию. Ничего, конечно, благоверный никуда и ни к каким стенам привешивать не будет. Дрель он в своих руках отродясь не держал. А просто надо день подождать, чтобы потом забрать спорный предмет туда, куда Машке нужно.
Но обязательно день подождать – это для профессорского рассеянного внимания важный контрольный срок. Потом точно не вспомнит. А если и вспомнит, то кто ж ему по истечении времени даст ответ? Сам виноват, раз забыл увезти.
Мария поначалу застеснялась, однако, встретив веселый Натальин взгляд, поняла, что обрела союзницу в проблемах делового общения с Ефимом Аркадьевичем. Сама-то она, в отличие от Натальи, в глубине души все же побаивалась своего бывшего преподавателя.
От нефтяного господина Машка уже получила аванс – все шестьдесят положенных тысяч сразу. А когда вслух стала говорить гитаристу, чтоб он десятку отвез владельцам концертного звука – это была обычная прокатная практика, арендодатели же выступали и звукорежиссерами, – заказчик пояснил, что у них все свое, стационарно установленное: и звук, и свет, и пульт, и «звукорез» за пультом, который одновременно был также светорежиссером. Музыканты привозят только свои инструменты, и то это не обязательно, имеются гитары, электронный рояль и даже духовые и струнные – контора-то состоятельная.
В итоге концерт будет происходить с отличным «аппаратом». А на «банду» – теперь уже из пяти человек – придутся все шестьдесят тысяч рубликов без изъятий. Что вообще-то уже близко к хорошему джазовому гонорару. Не Луи Армстронга, конечно.
Толоконникова даже расчувствовалась и предложила пригласить своего друга, великолепного барабанщика – денег теперь хватит, а чем больше источников живого звука и творческой энергии, тем больше драйва передается слушателям.
Все согласились. Машку смущало лишь то, что в галерее установка была хилая, а на концерте будет – ого-го. И как репетировать?
Ответ нашелся быстро и очень оптимистический. Пашуня – так звали барабанщика – он окончил их заведение два года назад – сам привез недостающее в галерею к Береславскому. А его класс был таков, что он за один репетиционный день догнал всю группу в понимании материала. А если честно – то и перегнал.
