Наталия Орбенина - Ледяная дева
— К тому же члены попечительского совета чрезвычайно возбуждены и категорически, повторяю, категорически не желают мириться с присутствием педагога, который бросает тень на наше почтенное заведение, — сердито продолжал директор.
— Я поняла вас, ваше превосходительство. Вы желаете, чтобы я оставила гимназию. Извольте, я тотчас же покину вас.
Директор вздохнул с облегчением. Обличительная речь далась ему с трудом, так как он в душе симпатизировал учительнице.
— Голубушка, — продолжил он уже иным тоном, более мягким, — вы же понимаете, попечительский совет, люди почтенные, уважаемые. Просвещение — область чрезвычайно консервативная. Годик пройдет. Все поутихнет, образуется, и я снова приму вас, а? — И он вопросительно заглянул в глаза собеседнице, точно оправдываясь.
— Ради бога, не утруждайте себя объяснениями, так же как и я не намерена ничего никому объяснять или рассказывать. Прощайте, сударь!
И Алтухова резко закрыла за собой дверь.
«Батюшки! Как жить-то теперь? И так едва концы с концами сводила, неужто родительский дом закладывать?»
Матрена, когда узнала, чем закончился визит в гимназию, пригорюнилась, а потом махнула рукой:
— Небось с голоду не помрем!
На другой день ближе к полудню вдруг явился старый друг Горшечников. Он уже обежал весь город, наслушался сплетен и, распираемый любопытством, помчался к Софье, чтобы из первых рук хоть что-нибудь да узнать. Хотя, имея долгое знакомство с Алтуховой, он понимал, что из нее мало что выудишь. Но все же! К тому ж надо успеть, пока не нагрянут подружки, пиявки и лягушки — Калерия с Гликерией. Надобно их опередить. В подарок, как всегда, был куплен прелестный букетик, голова напомажена, свежий галстук завязан на тонкой шее. Готов!
Софья встретила старого товарища приветливо, хотя в этой приветливости ему почудился некоторый холодок, который возникает между людьми, которых разделяет некое важное обстоятельство, известное одному и неведомое другому. Девушка чмокнула гостя в щеку, и он расположился на диване, предполагая выпытать из Софьи хоть чуточку подробностей. Но как Горшечников ни бился, Алтухова напрочь игнорировала и намеки, и вопросы, заданные впрямую. Горшечников сник и раздражился. Ну вот, опять за старое. Опять корчит из себя невесть что! Эдакая столичная штучка! А в столицах-то вон что происходит! Людей среди бела дня режут в собственных квартирах, и, заметьте, кто режет-то, кто убивец? Благодетель! А жена-то его какова? В воду броситься толком не смогла!
— Ты, Мелентий Мстиславович, словно рассердился на меня? Чего это вдруг? — заметила перемену настроения гостя Алтухова.
— Это вы верно подметили, только нельзя назвать мое состояние, что будто я рассердился. То есть я, конечно, рассердился, или, вернее, раздражился от того, что вы снова, как всегда, впрочем, совершенно, повторяю, совершенно не желаете видеть в нас, людях, среди которых вы живете, подлинных носителей благородных помыслов и высоких идей. По-вашему, такие только в столицах и обитают. Однако, к прискорбию, замечаем, что среди этих, вами возлюбленных господ, имеются люди совершенно низкого нрава или малодушные и слабохарактерные. Словом, совершенно, совершенно мне непонятно, отчего вы так долго и упорно отвергали нас, ваших преданных друзей. Отчего отвергали меня с моими искренними чувствами? Чем я хуже ваших столичных знакомых, которые теперь в тюрьме сидят?
— Полноте. Какие там искренние чувства! Оставьте, Горшечников, эти выспренние рассуждения о жизни вообще и о людях в частности! Они никакого отношения не имеют к тому, что я пережила.
— Вы только свои чувства почитаете, а чувства другого человека для вас, что страдания букашки! — взвизжал Горшечников, задетый за живое ее равнодушием и высокомерием. — Я почитай, с того времени, как вы мне отказали, в себя прийти не могу!
— Неужели? — искренне подивилась Алтухова и вдруг поняла, что, быть может, этот несчастный карикатурный Горшечников тоже такой же подлинный страдалец, как и она. И впрямь, он так же страдает от отвергнутого чувства.
Софья вдруг улыбнулась собеседнику неожиданно теплой улыбкой и спросила:
— Разве вы еще имеете старые намерения?
Что она имела под этим в виду, Горшечников не успел до конца осознать, как уже услышал свой голос:
— Разумеется, как порядочный человек, по-прежнему лелею мечту…
Он не успел договорить, как распахнулась дверь и на пороге появились нарядные и возбужденные Калерия Вешнякова и Гликерия Зенцова. При виде Горшечникова они сникли, их физиономии вытянулись от разочарования, так как они полагали, что прибежали первыми узнавать новости и подробности трагедии Толкушиных и странного пребывания подруги в доме таинственного незнакомца. Но в следующий миг они были вознаграждены сполна.
— Милые мои дамы! — как-то натужно радостно произнесла Алтухова. — Вы первые, с кем мы можем поделиться своей радостной новостью. Только что господин Горшечников сделал мне предложение руки и сердца. Вернее, он и раньше делал мне подобное предложение. Но только теперь я смогла сполна оценить глубину его благородных чувств!
Калерия охнула и остолбенела. Гликерия пискнула:
— Мелентий? Как сие возможно?
— Сам дивлюсь! — последовал искренний ответ ошарашенного Горшечникова. — Однако я счастлив, я положительно счастлив такому стремительному изменению вашего мнения и соответственно моей участи! Дозвольте же облобызать вас, дорогая моя невеста!
С этими словами Мелентий, все еще не веря в чудо, двинулся к Софье. В какой-то миг ему почудилось, что она по-прежнему насмехается над ним, что это очередная ее ядовитая каверза. Что как только он приблизится поцеловать ее, она укусит его или, чего доброго, влепит пощечину. Но ничего подобного не случилось. Он чмокнул Софью в щечку, а она же его в лоб.
Вошла Матрена с чайным подносом.
— Матрена, только что Мелентий Мстиславович сделал мне предложение. Я выхожу за господина Горшечникова. Надобно вместо чаю шампанского подать.
Вместо ответа послышался звон посуды, и Матрена с воем бросилась вон из гостиной.
— Глупая баба, вопит от счастья за вас, моя дорогая. И немудрено, она так вам предана! — заулыбался Горшечников. В свете происшедших перемен он и в Матрене, своем потаенном враге, готов был видеть ангела с крылами.
— Что же вы стоите, милые мои подруги? Поздравьте же нас с Мелентием Мстиславовичем! — усмехнулась Софья.
Калерия первая опомнилась и поспешила обнять жениха и невесту. Гликерии пришлось сделать то же самое, но, закусив губу и скрывая великую досаду и разочарование в жизни.
