Нэнси Бартоломью - Стриптиз в кино
— Знаете, — снова заговорила я, — у меня на душе будет гораздо спокойнее, если до того, как мы уедем отсюда, я позвоню ей еще раз. После смерти отца у нее осталась только я. — На этот раз я мысленно перекрестилась уже дважды и попросила у Господа прощения за все, что нагородила.
— Конечно, позвоните, дорогая, — снисходительно проговорил он. — О чем речь?
— Всего одна минута, Алонцо.
— Не торопитесь, милая, — еще более мягко успокоил он меня.
Я тут же встала и прошла к лифтам, на одном из которых поднялась прямо на четырнадцатый этаж, добралась до номера 1415 и тихонько постучала.
— Будь на месте, — прошептала я как молитву.
Дверь приоткрылась. На пороге стояла Рейдин, которую я узнала не сразу: соседка была в светлом парике, волосы закручены в кокетливые колечки.
— Добро пожаловать, леди, — сказала она с ухмылкой. Я воровато оглянулась — коридор был пуст — и вошла в комнату.
— Ничего себе номерок, — заметила Рейдин, поводя рукой и как бы демонстрируя мне все его достоинства. — Но я ничего не нашла. А уж как старалась! — Ее глаза хищно сузились. — Даже не обнаружила ни одного клопа, не говоря о фламандцах. Впрочем, те и другие умеют отменно прятаться. И комары тоже у них научились.
— Рейдин, — устало сказала я, — поменьше смотри телевизор. А как тебя пустили сюда?
— Разве я не выгляжу приличной матерью мистера Бар-бони? Дежурная уведомила меня, что моего сына совсем не бывает в номере. Все время в делах…
Слушая ее, я обошла всю комнату, заглядывая куда только можно, и тоже не обнаружила ничего интересного или подозрительного.
Рейдин продолжала тараторить:
— Я сказала, что ничего не нашла? Ничего, кроме вот этого. — Она протянула визитку, на которой значилось: “Страховая компания Грэнтам, АЛОНЦО БАРБОНИ, вице-президент”. — Как увидела, сразу поняла, что пришла по адресу, что он еще здесь. А может, его и нет и не было. И все это подстроено врагами. Как думаешь?..
Воистину скажи, кто твои помощники, и я скажу, кто ты! Хотя дай Бог каждому таких преданных друзей, как она. Не плюй в колодец, Кьяра.
— Идем, Рейдин, — сказала я. — Нам не стоит задерживаться. Он думает, я говорю по телефону.
— Конечно, пора.
Она взяла с кресла свою внушительную сумку. Сумка негромко взвизгнула.
— Рейдин! — крикнула я. — Ты не должна была это делать!
Моя сестра по оружию виновато улыбнулась и, уставившись на свои туфли, пробормотала:
— Она так просилась. Так виляла хвостом.
Я осторожно выглянула из двери, позвала Рейдин, и мы зашагали по гулкому коридору.
— Рейдин, если с Флафи что-нибудь случится… Она недовольно фыркнула.
— У твоей собаки больше здравого смысла в плохие дни, чем у тебя в хорошие. Она мой дозорный. И неплохой защитник: зубы как иглы. В погоне за лисой будет в первых рядах. Кроме того…
— Рейдин, — прервала я дифирамбы моей собаке. — Где Пат?
— На стреме. Не волнуйся, мы тебя надежно прикрываем.
Мы уже вызвали лифт, я смотрела, как прыгают световые обозначения этажей.
— Он заказал обед на девять, — сказала я. — Я спущусь первая, ты потом.
Она кивнула. Лифт подошел. Дверца бесшумно отворилась, в кабине стоял Барбони и глядел на меня.
Некоторое время мы все молчали. Потом из сумки Рейдин раздалось приглушенное рычание, оно вызвало недоуменный взгляд у Барбони, и он отвлекся от лицезрения моего ошарашенного лица.
— Господи! — воскликнула Рейдин. — Бедняжка совсем проголодалась. Может умереть! — С этими словами она вскочила в лифт. — Вы поедете, милая? — позвала она меня оттуда.
Я вошла и начала качать головой, не хуже маятника.
— Просто не знаю, что со мной случилось, — бормотала я. — Нажала не ту кнопку. Хотела четвертый, а оказалось… Неужели коктейль так подействовал?
Алонцо не говорил ничего. Рейдин напевала себе под нос, не обращая на нас никакого внимания. Ее сумка не переставала ворчать и взвизгивать.
Так мы добрались до первого этажа. Рейдин выскочила из дверей первая.
— Счастливо оставаться! — сердечно пожелала она нам и поспешила по вестибюлю, сразу скрывшись за многочисленными горшками с растениями.
Как мне хотелось быть на ее месте. Но я осталась наедине с Барбони, чей вид не предвещал ничего хорошего.
— Вы дозвонились матери? — спросил он угрожающе мягким тоном.
— Конечно. К счастью, я преувеличила опасность. Это был всего-навсего жировик, извините за подробность. Его удалили.
— Интересно, — медленно произнес он, направляясь к выходу из отеля, и я сначала не поняла, что интересного он нашел в жировике. — Вас не было довольно долго, — продолжил он. — Каким же телефоном вы воспользовались?
Как обойти эту ловушку, я уже успела подумать раньше.
— Вы правы, — ответила я. — В этом и была некоторая проблема. Мне не хотелось говорить из автомата в холле, понимаете? Медицинские разговоры не для посторонних ушей. И я решила найти какой-нибудь изолированный телефон на этаже.
— Где же вы его обнаружили? — спросил он, и, ей-богу, я не удивилась, уловив в его тоне иронию.
Мы уже вышли из отеля, нас окутал теплый вечерний воздух. Барбони сжимал мою руку повыше локтя, словно предполагал, что я сейчас удеру, и хватка у него была не так чтобы ласковая. Свободной рукой он махнул служащему, чтобы подогнали его машину.
Я тем временем пыталась убедительно объяснить ему, что же произошло.
— Мне сказали, тут есть где-то, на каком-то этаже, оздоровительный центр, и оттуда можно свободно звонить… Но, как я уже говорила, он не то на четвертом, не то на четырнадцатом… Я сначала поднялась туда… потом туда…
В общем, я малость запуталась. К счастью, в этот момент подъехал прилизанный брюнет на его машине, умопомрачительном “порше” последнего выпуска. Брюнет оставил мотор работающим, выскочил из кабины и распахнул для меня дверцу.
— Черт возьми! — искренне воскликнула я. — Арендовать такую тачку стоит уйму денег. Ваша страховая компания не разорится, оплачивая эту красотищу?
Брюнет захлопнул за мной дверцу, мы с Барбони опять оказались один на один. По брусчатой дорожке он вывел машину на улицу и только тогда небрежно ответил мне:
— В “Мунгейзере” нет никакого оздоровительного центра, Кьяра. Ни на четвертом, ни на четырнадцатом этаже. — Он повернул ко мне лицо. — Что вы делали в моем номере?
Я застыла, в голове мелькнуло: он ведь не может знать, что я там была, а только предполагает. И доказать ничего не может. Но все равно было такое чувство, как тогда, уже довольно много лет назад, когда я стояла перед своей воспитательницей в католической школе и лепетала, что вовсе не ходила без разрешения в кондитерскую мистера Жарделло и не пила там содовую воду с ванилью вместо того, чтобы находиться на уроках и с полуоткрытым ртом внимать учителю.
