Ким Болдуин - Голубая звезда
— Тебе лучше немного расслабиться, и попытаться насладиться жизнью хоть чуть-чуть.
Этот совет, услышь его Крис от кого-либо другого, вызвал бы у нее ужасное раздражение. Она терпеть не могла эти жалкие попытки посторонних людей анализировать ее жизнь и предлагать ни на чем не основанные «решения» о том, как ей лучше жить. Некоторые из женщин, с которыми Крис встречалась, делали подобные попытки. А с Энджи ей хотелось сказать что-то в свою защиту. Крис сама не знала, почему, но она не хотела, чтобы Энджи думала, что она самая заурядная богатая стерва, которая не может расслабиться и приятно проводить время только потому, что жалеет саму себя. Какой жуткий стереотип, какое ужасное клише.
— Кто сказал, что я не умею наслаждаться жизнью, — сказала она тоном для оправданий. — Очень даже умею.
— Ага, конечно, — хмыкнула Энджи.
Крис не выдержала и толкнула ее в плечо.
— Я говорю, умею!
Энджи ответила на это еще одним сдавленным смешком.
— Ну, приведи пример.
— Только вчера я ходила в ресторан с Илзе. В точку.
Не похоже было, что ей удалось убедить Энджи.
— Ну, вот мы и вернулись к тому, с чего начали. Ты это упоминала вместе с тем типом, который за тобой следил, как пример неудачного вечера. Палочка от нуля.
— Не принижай. Мы отлично провели время. Может быть, на эмоциях, но ведь замечательно.
Энджи улыбнулась чуть шире.
— В мыслях не имела принижать. Я только хочу сказать, ты могла бы отлично проводить время. Никаких сложных разговоров и никаких погружений в темные глубины памяти.
— Но в жизни не одни только удовольствия, — проговорила Крис. — Не можем же все мы пустить дела на самотек, и вести легкий образ жизни, сплошной laissez-faіre.
— Ладно. Конечно.
Снова воцарилась тишина, слышно было как тикают дедушкины часы, провожая в прошлое минуты, да потрескивали дрова в камине.
— Почему я тебе не нравлюсь? — наконец спросила Энджи.
Крис, между тем, как раз думала о том, как ей хорошо в компании этой неожиданной гостьи, каких прежде никогда не было в этом доме. О том, как это удивительно, что ей даже нравится это дразнящее заигрывание. Нравилось настолько, что она уже ждала очередного раунда словесной дуэли, хотя, конечно же, она не собиралась начинать первой.
— Почему ты не скажешь мне, от чего бежишь?
— Я не говорила, что бегу. — Энджи сидела лицом к огню.
Крис воспользовалась возможностью рассмотреть ее профиль. Хотя поза была раскованной, но в мышцах скул, казалось, навечно замерло напряжение, знак беспокойства, которое, скорее всего, было наследием тяжелою прошлого этой женщины.
— Тебе не нужно говорить. Это и так видно.
Когда Энджи повернулась к ней, в глазах на какое-то мгновение, можно было заметить боль.
— Просто, я вечно чем-то занята, вот и все.
— Похоже, ты просто не отваживаешься остановиться, — осторожно заметила Крис. — Вот, даже когда ты сидишь и ешь, ты покачиваешься вперед-назад. И иногда, похоже, что расслабиться ты просто не можешь. Большую часть времени ты выглядишь так, как будто хочешь сорваться и бежать.
— И поэтому я тебе и не нравлюсь?
Лицо Энджи вдруг потеряло всякое выражение, словно вуаль отдернули. Крис этот прием был отлично знаком, она сама так делала, когда хотела скрыть свои чувства. Но боль скрыть не удалось. Крис ее чувствовала.
— Я ведь никогда не говорила, что ты мне не нравишься, — сказала она мягко. — Просто твое нахальство еще принесет тебе головной боли.
Энджи вздохнула, словно, сдаваясь.
— О, отлично. По-твоему, я самонадеянная и наглая, в общем, сплошная головная боль.
На только что, совершенно ничего не выражавшем лице, проявилась уязвимость.
— Что же тебе во мне нравится? Есть хоть что-нибудь, а?
Вопрос звучал, как приглашение открыться. Крис не могла устоять. Энджи была красивой женщиной, даже в этой рабочей одежде, даже когда ее блестящие темные волосы присыпаны шпаклевкой, как солью, а на лице ни капли макияжа. Она разительно отличалась от самой Крис. В ней было что-то экзотическое. В этих резких чертах, смуглой коже с оливковым отливом, полных губах и глазах цвета карамели, в драгоценном обрамлении пышных загнутых ресниц. Скорее всего, в жилах Энджи текла кровь многих народов Средиземноморья. Кроме того, у Энджи были прекрасно развитые мускулы — плечи, рельефные руки, которым Крис завидовала, и которые никак не могла «построить» у себя, сколько бы времени она ни проводила в фитнесс-клубе.
Если бы сейчас ей пришлось отвечать чистую правду, она сказала бы: «Мне нравятся твои глаза, твои губы, твое тело. То, как ты целуешь, и то, что от твоего поцелуя мне хочется жить».
— Ну, ты рукастая, и многое по дому можешь.
— Ну, попробую утешиться этим. — Энджи резко поднялась и стала собирать пустые тарелки и бокалы. — Пора тащить мою самонадеянную наглую задницу в кровать. Поздно уже.
Она даже не посмотрела в сторону Крис, и больше ничего не сказала, а сразу направилась в кухню. Крис пыталась понять, действительно ли ее фраза так задела Энджи, или это очередная прелюдия к шутке. Она тоже встала, положила на место их полушки, потом поставила экран камина и выключила лампу на столе. Направившись в комнату, она напоролась в дверях на Энджи. Прочесть что-либо в выражении ее лица было невозможно, а ее тон был далек от обычной фривольности, когда та проговорила:
— Доброй ночи, Крис. До завтра.
Крис взяла ее за руку, когда та повернулась к лестнице.
— Энджи, постой. Я не хотела задеть тебя.
— Об этом не беспокойся. Ты сказала честно.
Крис была ужасно удивлена, увидев горькое разочарование на лице Энджи. Они стояли лицом к лицу, и она поняла, что нахальство Энджи было напускным. Не более чем маска, скрывающая какие-то особые страдания. Ей ужасно хотелось сделать что-то — что угодно, — чтобы эта боль ушла. В этот момент Крис заметила белый кусочек шпаклевки, застрявший в волосах Энджи. Не задумываясь, она потянулась вынуть его.
— У тебя тут большой кусок этой… — и она остановилась на середине предложения, увидев взгляд Энджи, направленный на нее. Крис приходилось видеть этот взгляд желания с характерной поволокой много раз в жизни, но очень редко он оказывал на нее такое воздействие. Это было лаской взгляда, которую Крис ощутила всем телом, до кончиков пальцев на ногах, и ее охватила приятная дрожь.
Еще немного, и она убрала бы руку, если бы Энджи не накрыла ее своей.
— Почему тебе это так сложно дается?
Они продолжали смотреть друг на друга, обе дышали тяжело и глубоко.
