Линда Джонс - Жена Мэдигана
— Чего ты хочешь, Грейси? — прошептал он, пробежав рукой вниз по одной длинной, стройной ноге.
— Ты знаешь.
— Скажи мне. — Прежде, чем она успела ответить, он поцеловал ее, твердо, быстро и глубоко. Рэй протолкнул язык ей в рот и пожирал ее, руками лаская тело, которое он вспоминал. Которое видел в своих мыслях. Изгиб здесь, впадина там.
Она поцеловала его в ответ, и короткий горловой хрип, раздавшийся, когда он прервал поцелуй, точно сказал ему, чего она хочет.
— Что ты хочешь? — снова спросил он, широко раздвигая ей ноги, его пальцы почти коснулись ее лона.
Она обняла его за шею и крепко прижала к себе, сильно дрожа.
— Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью.
Ах, эта просьба была выражена слишком красиво, слишком изысканно.
— Скажи мне прямо, Грейси, — мягко настаивал он, шире развел ей ноги и погладил там, где она уже стала влажной для него.
Она нежно качнулась к нему, вздохнув и содрогнувшись.
— Я хочу тебя во мне, — шепнула она так тихо, что он едва ее расслышал.
Он потянулся к ночному столику, резко открыл ящик и нащупал внутри презерватив. Испытывая искушение немедленно дать Грейс то, что они оба хотят, он не забывал, как и почему они здесь очутились. Все это временно, просто мимолетная фантазия. Не будет никаких заблуждений, никаких напоминаний об этом времени через девять месяцев, и о том, что Грейс единственная женщина в мире, способная заставить его забыть о контроле.
— Такими темпами скоро придется совершить еще одну поездку в аптеку, — сказал он, надевая презерватив.
— Да, — шепнула она, не утверждая и не отрицая дни, которые они проведут вместе в будущем.
Он вошел в нее, и она издала стон, застрявший в горле. Ее бедра приподнимались к нему, пока он медленно занимался с ней любовью, сдерживаясь, желая чтобы здесь было достаточно светло, и он мог видеть ее лицо. Теперь воображения было недостаточно.
Их окутывала тьма. Толчки Рэя оставались нежными и неглубокими, дразня их обоих, продлевая столкновение. Грейс обхватила его бедра ногами и приподнималась навстречу. Ее руки бродили по его волосам и спине, дыхание, ставшее теперь тяжелым, ласкало его ухо.
У него было не много прекрасных воспоминаний. И в большинстве из них, да что там, во всех присутствовала Грейс. Если он умрет счастливым, то умрет с закрытыми глазами, вспоминая ее лицо. Он попытался запомнить это ощущение, когда она лежала под ним и вокруг него, двигаясь к нему. Желала его.
Он наполнял ее, двигаясь жестко и задерживаясь глубоко в ней. Как только он оказался там, полностью, она начала пульсировать вокруг него, дрожать в его руках, и он забыл обо всем. Больше не осталось никаких воспоминаний и мыслей, только ощущение Грейс в его руках. Он твердо наполнял ее, снова и снова, она двигалась вместе с ним, а потом тихо вскрикнула.
Его разрядка пришла следом, пока ее внутренние мускулы сжимались вокруг него, пока она дрожала и тихо шептала слова, которые он не вполне понимал.
Он что, свихнулся? У него никогда не может быть с Грейс поверхностных отношений. У них была слишком бурная история, он слишком сильно ее любил. И она причинила ему чудовищную боль.
Она продолжала собственнически обнимать его за шею, но ее тело полностью расслабилось. Она тяжело и глубоко дышала, и казалось, совсем не спешила разорвать их связь.
Рэй поклялся не спрашивать. Он знал, это была ужасная идея.
Но поднял голову и посмотрел на нее. Он устал вглядываться в тени, поэтому протянул руку и включил стоящий у кровати светильник.
Грейс моргнула от резкого света, но все же улыбнулась ему. Он не улыбнулся в ответ.
Отвел волосы с ее лица.
— Почему ты ушла?
Улыбка Грейс увяла. Только не сейчас, пожалуйста, не сейчас.
— Я сказала тебе несколько лет назад.
— Нет, — рявкнул Рэй. — Не сказала.
Он прижал ее к кровати, нависая над ней, окружая ее. Не оставляя спасения.
— Ты попросила меня оставить работу, — прошептал он. — Я ответил отказом, и менее чем неделю спустя ты ушла. С твоей стороны было мило не слоняться поблизости, пока я снова не встану на ноги. Мне так и не выпал шанс поблагодарить тебя за это.
— Рэй, я тысячу раз говорила тебе…
— Ты ничего мне не говорила.
Она объяснила, разве нет? Рэй наблюдал за ней и ждал, а она не знала, что ответить.
— Неважно, — сказал он, откатываясь и быстро выбираясь из постели, после чего направился через прихожую к ванной. — Не знаю, зачем спросил. Должно быть, это какая-то странная реакция на вечерние события.
Грейс села и подняла с пола банный халат. Розовый шелк выглядел фривольно, женственно и сексуально. Она купила его три года назад, повинуясь импульсу, но до сегодняшнего вечера не надевала. Он прикрывал не много, но если она собирается исповедаться перед Рэем так же, как он исповедался перед ней… ну, не могла она сделать это голой. Она все еще размышляла, не лучше ли одеться как следует перед предстоящей конфронтацией, когда Рэй вернулся в комнату.
Жаль, что она не может прочитать его мысли, не может просто всмотреться в любимое лицо и понять, о чем он думает. Он слишком искусно научился прятать эмоции за маской беспечности. Иногда ему удавалось одурачить даже ее.
Не говоря ни слова, Рэй забрался в кровать, натянул простынь до талии и, прислонившись спиной к изголовью, пронзил Грейс взглядом. Легче всего было бы повернуться к нему спиной и спрятать лицо в подушке. И все же она так не сделала. Вместо этого она стремительно сорвалась с места и села рядом с ним, близко, но не касаясь его.
— Когда тебя ранили в третий раз, — без предисловий начала она. — Я сидела дома и смотрела какую-то дурацкую комедию. Я помню и эпизод, и звучавший тогда диалог, когда раздался дверной звонок.
Рэй ничего не ответил, просто смотрел на нее и ждал.
Она отвернулась, глядя теперь в пространство перед собой, и продолжила:
— Увидев Лютера, я поняла, что случилось. Поняла, что ты опять ринулся в центр какой-то переделки и снова поймал пулю. Но на сей раз, я повела себя умнее, чем в предыдущих случаях, по крайней мере, так думала. Я больше не собиралась паниковать, планировала оставаться спокойной. Зрелой. Благоразумной. — Она глубоко вздохнула, выравнивая дыхание. — Я не торопилась, наоборот даже задержалась, чтобы одеться и расчесаться, даже не смотря на то, что Лютер кричал мне поторапливаться. В конце концов, в первые два раза я выставила себя полной дурой, заявившись в больницу в длинной сорочке, пальто и развязанных теннисках. Волновалась до полусмерти, пока ты сидел там… смеялся со своими приятелями и флиртовал с медсестрами.
