Дафна дю Морье - Трактир «Ямайка»
— Я сам виноват, не закрыл ворота! — крикнул он Мэри. — Принесите сюда второе ведро; на той стороне ручья вода достаточно чистая.
Девушка спустилась с ведром к ручью, и он наполнил их оба, усмехаясь ей через плечо.
— Что бы вы делали, если бы не застали меня дома? — спросил Джем, утирая лицо рукавом. Мэри невольно улыбнулась.
— Я даже не знала, что вы здесь живете, — ответила она, — и уж во всяком случае, пошла в эту сторону вовсе не для того, чтобы найти вас. Если бы я знала, то повернула бы налево.
— Я вам не верю, — заявил Джем. — Вы отправились в путь в надежде увидеть меня, и незачем притворяться, будто это не так. Впрочем, вы пришли как раз вовремя, чтобы приготовить мне обед. В кухне есть кусок баранины.
Он повел девушку по грязной дороге, и, завернув за поворот, они пришли к маленькому серому домику на склоне холма. На задворках виднелись несколько грубых хозяйственных построек и полоска земли под картошку. Тонкая струйка дыма поднималась из приземистой трубы.
— Огонь уже горит, и вы быстро сварите этот огрызок баранины. Надеюсь, вы умеете готовить? — спросил Джем.
Мэри смерила его взглядом с головы до ног.
— Вы всегда так пользуетесь другими людьми?
— Мне нечасто выпадает такой случай, — признался он. — Но раз уж вы здесь, то можете и задержаться. С тех пор, как умерла моя мать, я всегда готовлю сам, и с тех пор в этом доме не было ни одной женщины. Входите же!
Мэри последовала за хозяином, так же, как и он, наклонив голову под низкой притолокой.
Комната оказалась маленькая и квадратная, в два раза меньше, чем кухня в «Ямайке», с огромным открытым очагом в углу. Пол был грязный, усеянный мусором: картофельными очистками, капустными кочерыжками и хлебными крошками. По всей комнате был разбросан всякий хлам, и все покрывал слой торфяной сажи. Мэри испуганно осматривалась.
— Вы что, никогда не прибираетесь? У вас не кухня, а свинарник. Как вам только не стыдно! Оставьте мне ведро воды и найдите метлу. Я не стану обедать в таком месте.
Девушка тут же принялась за работу, потому что вся ее чистоплотная натура возмутилась при виде этой грязи и запущенности. Через полчаса кухня блестела как стеклышко, влажный каменный пол сиял, весь сор был вынесен вон. В буфете она нашла посуду и кусок скатерти и накрыла на стол, а в кастрюле на огне в это время кипела баранина, окруженная картошкой и репой.
Пахло вкусно, и Джем остановился в дверях, нюхая воздух, как голодный пес.
— Придется мне завести женщину, — сказал он. — Теперь я это понимаю. Что если вам оставить свою тетушку и перебраться сюда присматривать за мной?
— Мои услуги стоят слишком дорого, — заявила Мэри. — У вас никогда не будет таких денег.
— До чего же все женщины скаредны, — сказал он, садясь за стол. — Не знаю, что они делают с деньгами, только они их никогда не тратят. Моя мать была точно такая же. Она всегда прятала их в старом чулке, и я даже не видел, какого он цвета. Поторопитесь с обедом: я голоден, как червяк.
— А вы нетерпеливы, — заметила Мэри. — И ни слова благодарности мне, которая все это приготовила. Уберите руки — тарелка горячая.
Она поставила перед Джемом дымящуюся баранину, и он облизнулся.
— Во всяком случае, там, откуда вы родом, вас кое-чему научили. Я всегда говорю, что две вещи женщины должны делать инстинктивно, и готовка — одна из них. Дайте мне кружку воды, а? Вы найдете кувшин снаружи.
Но Мэри уже налила чашку и молча передала ее ему.
— Мы все родились здесь, — сказал Джем, головой указывая на потолок, — там, в комнате наверху. Но Джосс и Мэтт были уже взрослыми мужчинами, когда я все еще оставался мальчишкой и цеплялся за мамину юбку. Мы почти никогда не видели отца, но очень хорошо знали, когда он дома. Я помню, как однажды он бросил в мать нож — он врезался ей над глазом, и кровь потекла у нее по лицу. Я испугался, убежал и спрятался вон там, в углу, у очага. Мать ничего не сказала; она просто промыла глаз водой и подала отцу ужин. Она была храбрая женщина, могу это засвидетельствовать, хотя говорила она мало и никогда не давала нам много еды. Когда я был маленьким, она сделала меня вроде как своим любимчиком, наверное, потому, что я был самый младший, и братья поколачивали меня, когда мама не видела. Не то чтобы они так уж дружили, как можно подумать, — мы никогда не были слишком любящей семьей, и я видел, как однажды Джосс избил Мэтта так, что тот не держался на ногах. Мэтт был забавный: тихий, больше похожий на мать. Он утонул там, в болоте. Там можно кричать, пока не лопнут легкие, и никто не услышит, кроме пары птиц или одичавшего пони. Я и сам в свое время чуть не попался.
— Как давно умерла ваша мать? — спросила Мэри.
— На Рождество будет семь лет, — ответил Джем, подкладывая себе еще баранины. — Отца повесили, Мэтт утонул, Джосс отправился в Америку, а я рос дикий, как ястреб; вот мать и стала религиозной и молилась здесь часами, взывая к Господу. Я этого терпеть не мог и из-за этого убрался подальше. Какое-то время я плавал на шхуне, но море — не для моего желудка, и я вернулся домой. Я увидел, что мать отощала, как скелет. «Тебе нужно больше есть», — сказал я ей, но она меня не слушала, и я опять ушел и некоторое время жил в Плимуте, зарабатывая где шиллинг, где два. Я вернулся сюда к рождественскому обеду и увидел заброшенный дом и запертую дверь. Я чуть с ума не сошел. Я не ел целые сутки. Я пошел обратно в Норт-Хилл, и там мне сказали, что моя мать умерла и ее похоронили три недели назад. С таким же успехом я мог остаться на рождественский обед в Плимуте. В буфете позади вас есть кусок сыра. Хотите половину? Правда, он червивый, но червяки не кусаются.
Мэри покачала головой и предоставила хозяину самому встать и взять сыр.
— Что случилось? — спросил он. — У вас вид, как у больной коровы. Неужели это баранина на вас так подействовала?
Мэри смотрела, как Джем возвращается на место и кладет ломоть высохшего сыра на огрызок черствого хлеба.
— Будет очень хорошо, когда в Корнуолле не останется ни одного Мерлина, — заметила она. — Любая зараза была бы лучше для этих мест, чем семья вроде вашей. Вы и ваш брат так и родились исковерканными и злобными. Вы никогда не думаете о том, как, должно быть, страдала ваша мать?
Джем посмотрел на нее с удивлением, не донеся до рта хлеб с сыром.
— С матерью было все в порядке. Она никогда не жаловалась, привыкла. Ну да, они с отцом поженились, когда маме было шестнадцать; ей некогда было страдать. Джосс родился через год, потом сразу Мэтт. Она была занята тем, что растила их, а к тому времени, когда они отбились от рук, ей пришлось все начать по новой со мной. А меня сначала сделали, а потом подумали. Отец напился на Лонстонской ярмарке, когда продал трех коров, которые ему не принадлежали. Если бы не это, я бы сейчас здесь с вами не разговаривал. Дайте кружку.
