Лори Брайт - Мнимая измена
— Дженна, а ты давно ли ездила на лошадях, — вдруг спохватился Маркус, поглядывая, как те пританцовывали от желания размяться на свободе.
— Не беспокойся, в седле удержаться сил у меня хватит, только не бери с места в карьер, хорошо?
Застоявшиеся лошади резво понеслись по лугу, специально засеваемому травой для таких прогулок. Дженна почувствовала, как заколка оставила волосы, и их растрепал ветер. Она ощущала себя настоящей амазонкой.
— Джен, ты просила, чтобы я не торопился, а я тебя едва настиг. — Маркус был явно встревожен. — Дай-ка я возьму поводья, и мы поедем рядом.
Лошади перешли на шаг, и Дженна с Маркусом наслаждались горным пейзажем и ритмом движения. Внезапно она почувствовала непонятное головокружение и спешилась с лошади.
— Немного отдохну, здесь есть даже скамеечка.
— Ты чувствуешь себя плохо?
— Думаю, от усталости, ведь всю неделю я вела занятия по полной программе, наверстывая упущенное во время медового месяца. Признаться, мне хочется пить и что-нибудь съесть. Хорошо бы, соленых бамбуковых ростков.
— Здесь до ресторанчика осталось шагов сто.
В комнате, куда они вошли, царила прохлада. Дженна жадно выпила стакан холодной кока-колы и едва принялась за еду, как головокружение, вроде исчезнувшее, вернулось с новой силой.
— Нет, съесть я не готова ничего.
Внезапно подступившая тошнота заставила ее выскочить из-за стола и поспешить в женскую комнату. Оттуда она вернулась бледная, руки тряслись.
— Нам лучше вернуться домой, и как можно скорее, — сказал Маркус, увидев ее, — сейчас свяжусь с Кейти и предупрежу, что мы уезжаем.
Пока машина мчала их в город, Дженна мечтала только о том, чтобы лечь в постель и не шевелиться. На всякое движение ее желудок отзывался однозначно: неудержимой рвотой.
Едва войдя в дом, Маркус позвонил в неотложную помощь, а затем бережно раздел жену и отнес в кровать.
— Господи, чем я так отравилась, — простонала Дженна, — как же мне плохо! Но ведь я не умру?
— Не говори глупостей. Через несколько минут мы будем знать, что делать. Я уже склоняюсь сейчас к тому, чтобы принудительно прочистить желудок. Процедура не из приятных, но весьма эффективна.
В дверь позвонили.
— Здравствуйте, — в дверях стоял доктор, который спасал ее от обморока. — Мы, кажется, знакомы. У вас опять потеря сознания? Вы ведь так и не соизволили явиться на обследование.
— Осмотрите ее немедленно, — с нотой раздражения попросил Маркус. — По-моему, у нее отравление, и дорога каждая секунда.
— Не беспокойтесь — у меня большая медицинская практика, — об отравлении не может быть и речи.
— А рвота?
— Рвота — еще не признак острого гастрита. Температура есть? Вы чувствуете озноб?
— Нет, только сильное головокружение. Но рвет по поводу и без.
— Без чего?
— С утра я не успела позавтракать, а в кафе не успела и кусок проглотить.
— Отлично. И тошноту вы ощутили с утра?
— Да, это так.
— Доктор, почему вы улыбаетесь, а не спасаете мою жену? Я настаиваю на обследовании. — Маркус нервничал и говорил, комкая слова.
— Совершенно согласен с вами. Уж теперь-то я не отпущу эту красавицу, пока внимательно не изучу ее состояние. Разрешите вас пригласить ко мне в машину.
— Нет, док, я доставлю ее сам.
— Буду ждать вас в клинике. На экспресс-анализы потребуется пара часов.
Маркус одел Дженну и вынес ее на руках на улицу. Осторожно уложил на заднее сиденье машины и повернул ключ зажигания.
Все время, пока шло обследование, Маркус сидел в холле клиники и никуда не отлучался. Он позвонил матери, и уже спустя полчаса она приехала.
— Когда вы успели вернуться в город? — удивилась она. — Кейти еще нет и в помине.
— Я оставил их вдвоем, пусть побудут одни, а Дженне потребовалась квалифицированная медицинская помощь. Теряюсь в догадках, что с ней могло случиться.
— У нее уже был обморок, сынок. Она много работает и очень устала от неурядиц, которые только что завершились. По крайней мере, у вас.
— А есть какие-то новости от Дина?
— Пока все в порядке, но я очень волнуюсь теперь: сумеют ли они с Келли найти взаимопонимание… и ребенок. Слава Всевышнему, он и там уже нашел перспективную работу. Во время последнего разговора был на подъеме…
Маркус обнял мать, все еще красивую женщину, но уже со следами увядания на лице. Его охватила нежность к той, которая подарила жизнь, научила добру, сумела порадоваться его счастью. Мама…
— Мама, когда я говорил тебе последний раз, что люблю?
— Лет в десять-двенадцать, сынок.
— Я очень тебя люблю!
— Знаю, я прекрасно это знаю. Разве материнское сердце обманешь?
Из-за стеклянной двери вышел врач в голубом халате и медицинской шапочке.
— Вы Маркус Кроссан?
— Да, док. — Маркус поднялся.
— Мы провели обследование. Ваша жена совершенно здорова.
— Но…
— Она беременна.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
— Мама, я буду отцом, — Маркус как-то по-особенному произнес последнее слово.
— Поздравляю, ты, несомненно, станешь самым заботливым и нежным. Береги Дженну. А вот и она.
Поддерживаемая медсестрой под руку, вошла Дженна. Она была все еще бледной, но глаза сияли так, что поэт мог сравнивать их со звездами. Маркус бросился навстречу.
— Дженна, какая новость!
— Ты рад?
— А ты думала иначе?
Дженна покраснела: пока ей делали анализы и снимки, она успела понять, в чем дело. Задержка месячных, которой она не придала значения, желание съесть чего-нибудь соленого или кислого — а она неожиданно полюбила кофе с лимоном, головокружение и тошнота — все вместе это называлось беременностью. Зарождение новой жизни. Она чувствовала себя безмерно счастливой, но как отнесется к этому Маркус? Он только недавно говорил, что, возможно, они переберутся в Мельбурн — фирма расширялась, дела требовали иных масштабов. У нее в университете разворачивалась исследовательская работа, чему всячески помогал мистер Локк… Как это совместить с заботами о ребенке?
— Дженна, девочка моя, поздравляю от всего сердца. — Мама Милли не могла сдержать слез радости.
— Спасибо за все, — прошептала Дженна и тоже расплакалась.
— Пора домой, а не-то здесь вся клиника расплачется. Ну-ка, девочки, пойдемте в машину. Нам еще о многом надо поговорить в спокойной обстановке. — Он подхватил Дженну под руку, и они вышли на свежий воздух.
…Вечером, когда Маркус и Дженна вернулись от Кроссанов-старших, он не позволил ей раздеться самой: осторожно снял джинсы, рубашку и уложил в постель.
