Марна Келлог - Бриллиант
— Правда?
Я кивнула.
— В таком случае, может, вы закажете сами?
— С огромным удовольствием. Цена вас не волнует?
— Нет.
— И это вполне справедливо. Заодно и сравним, тем более что стоимость почти одинаковая.
Я сделала знак сомелье и попросила принести «Шато Марго» шестьдесят первого.
И что же оказалось? Даже сравнивать было нечего!
— Невероятно, — прошептал Оуэн.
— И запомните, — добавила я, наслаждаясь бархатистым вкусом, — когда в следующий раз действительно задумаете поразить свою спутницу, закажите «Марго» пятьдесят пятого: говорят, это самое лучшее, но даже оно все еще немного слишком молодое.
В моем подвале стояли четыре ящика «Шато Марго» пятьдесят пятого года.
Мы немного поговорили о коллекции леди Мелоди и о том, как движется процесс оценки. Оуэн и Бертрам долго спорили и доспорились до того, что стали напоминать зашедших в тупик участников греко-римской борьбы, схватившихся в смертельных объятиях, которые ни у кого не осталось сил разомкнуть: знаете, одна из таких безвыходных ситуаций, когда оба просто давят друг на друга. Нет, не дерутся. Всего лишь сошлись лоб в лоб, как два быка, и стоят так часами, часами и часами. Так вот, сегодня они наконец пришли к компромиссу и решили назначить аукцион через три месяца. Оуэн требовал двух. Бертрам настаивал на шести.
— Знаете, Бертрам прав, — вступилась я. — Совершенно нереально описать, оценить и каталогизировать все это, не говоря уже о рекламе, за такое короткое время.
— Сожалею, — пожал плечами Оуэн, — но кому это не нравится, может увольняться. Я знаю, что в аукционном бизнесе дело движется со скоростью плейстоцена, то есть не движется никак, но мне плевать. Срочно нужны наличные.
— Понимаю.
— Думаю, что понимаете. Мы очень похожи. Что будете, кофе или бренди?
Если хотите знать мое мнение, после ужина пьют либо дилетанты, либо алкоголики, но я не хотела, чтобы вечер так скоро закончился, и не хотела кофе.
— Спасибо, бокал шампанского будет в самый раз.
— Предпочитаете определенный сорт? — саркастически осведомился Оуэн.
— Да. «Пол Роджер брют», пожалуйста. Не винтажный.
— Два бокала, — велел он и, дождавшись ухода официанта, осведомился: — Могу я задать вам очень личный вопрос?
— Конечно.
— Почему вы так и не вышли замуж?
— А почему вы так часто женитесь?
— Я серьезно, — рассмеялся он.
— По вполне обычным причинам. Не встретился настоящий мужчина. Кроме того, я слишком стара и не хочу менять привычки. Мне моя жизнь нравится.
— Вы никогда не были влюблены?
— Простите?
«Будь я собакой, наверняка бы вся шерсть на холке вздыбилась».
— Извините. Не хотел лезть вам в душу, но думаю, что вы очень привлекательны. Так… самодостаточны. Так элегантны. Понять не могу, почему вы не живете где-нибудь в роскошном поместье и не стали президентом клуба «Ройял-Гарден».
Я нахмурилась.
— Прошу вас…
— Вы знаете, о чем я.
— Знаю. Но каким бы странным это вам ни казалось, вполне возможно быть счастливой в одиночестве. Вам следовало бы тоже попробовать.
— Наверное. Может, покажете, как это делается, — рассмеялся Оуэн.
— Вы совершенно не желаете меня понять.
— О'кей. Переменим тему. Вечер пятницы. Прием Уинтропов. Поедете со мной?
— В качестве вашей дамы?
— Да что это с вами, Кик? В качестве моей спутницы. Сестры. Адъютанта. Какая, к черту, разница?
— Никакой. Спасибо за приглашение, но у меня дела. Почему бы вам не взять Бертрама?
— Они с женой едут на благотворительный вечер в музее.
— Тогда Селин.
— Очень смешно! Мне нужны ум и достоинство. Зрелость и утонченность.
— Вы правы. Значит, поедете один.
— Но мне необходимы вы.
— Оуэн, вы не в себе! Перепили?
— Нет.
Он покачал головой и улыбнулся. Мне показалось, что у него на редкость застенчивый вид.
— Должен признаться, Кик, со мной такого раньше не бывало, но в вашем присутствии я теряюсь. Похоже, я безнадежно увлекся вами.
Громкое жужжание эхом отдалось в голове, нечто подобное тому звуку, который, наверное, слышат умирающие. Я положила ладонь ему на руку и взглянула в глаза.
— Позвольте дать вам один совет. Забудьте. Возвращайтесь к вашим крошкам. Ничего хорошего все равно не выйдет. Я только разобью вам сердце.
Глава 24
Наступила пятница. Мой великий день. На сегодня назначен аукцион драгоценностей миссис Льюис Бейкер из Галвестона, штат Техас. (Той самой женщины, которая накачала наркотиками скакового жеребца, чем свела его в могилу.) А вечером состоится празднование девяностолетия мистера Уинтропа. Я была готова к обоим событиям.
В начале недели я переслала срочной почтой поддельное колье из кашмирских сапфиров с бриллиантами на адрес нашего офиса. Это означало, что бандероль подвергнется обычной процедуре рентгеновской проверки и тесту на взрывчатку и наркотики (для этого у нас держат специально обученных собак), но я ни за что не попыталась бы пронести колье через охрану. Бандероль оставалась в нижнем ящике моего стола до утра пятницы, после чего я распечатала ее и спрятала колье в карман. Мне было чем гордиться: моя работа была практически неотличима от оригинала, и, если не доверить оценку эксперту, никто не узнает разницы. Синтетические камни горели лихорадочным пламенем своих настоящих кашмирских собратьев.
Двери открылись только в десять, хотя покупатели, жаждущие поскорее попасть в здание, стали собираться на улице уже к восьми тридцати. Аукцион считался весьма престижным: единственное достижение сэра Бенджамина за последний год правления.
Утро выдалось на редкость холодным.
Бертрам выглянул в окно сбоку от входной двери и повернулся к своей команде.
— Это даже лучше, чем я ожидал. Готовы?
Дружные кивки.
— Хорошо.
Он распахнул двери и громко, чтобы слышала вся очередь, объявил:
— Роджер, мы должны впустить этих бедняг, иначе они замерзнут прямо на пороге.
— Да, сэр, — бодро ответил шеф охраны.
— Олкотт, не попросите там, на кухне, чтобы подали чай и печенье?
— Считайте, что все уже сделано, сэр.
Олкотт поковылял на главную кухню, где успел заранее отдать соответствующие приказания. Уже через несколько минут, едва посетители успели разместиться в вестибюле, перед ними как по волшебству материализовались столики, нагруженные гигантскими, украшенными эмблемой «Баллантайн и К°» серебряными емкостями с чаем, кофе и горячим какао. Рядом с ними возникли большие серебряные подносы со сладкими булочками, пышками и печеньем. К восьми сорока пяти здесь яблоку негде было упасть: шикарно одетые женщины, мужчины в строгих костюмах, жены-«трофеи» — бывшие «мисс», королевы красоты и модели со своими богатыми стареющими мужьями — и бесчисленные перекупщики и посредники, в большинстве своем ортодоксальные евреи, в черных костюмах и кипах, из-под которых свисали пейсы. Шум возрастал с каждой минутой. Общая картина напоминала праздничное собрание благотворительного общества «Ледиз эйд сосайети».
