Галина Романова - Завтра не наступит никогда
И она протянула руку к телефонной трубке, намереваясь исправить ситуацию, пускай бы потом и корила себя за унижение. Заслужила его! И даже улыбнуться попыталась, хотя он и не мог ее видеть сейчас. Но не успела! Ни позвонить, ни приглашение повторить. Ей позвонили.
Позвонила соседка по лестничной клетке, долго всхлипывала в трубку, несла что-то несуразное и снова всхлипывала. Эмме пришлось на нее даже прикрикнуть. Немного помогло. Та заговорила более внятно, а Эмма словно окаменела. Наконец она сумела произнести:
– Что вы сказали?! Что за чушь?! Этого быть не может!!!
– Эммочка, детка, говорю же вам, что все так! Милиция тут была, все расспрашивали, это мне потом жильцы нашего подъезда рассказали.
– Это же чушь!!! Я жива!
– Потому и звоню, чтобы удостовериться! – Соседка снова расплакалась. – Наверное, это… Чует мое сердце… Ингуля это! Вы ведь так похожи с ней…
– Бред какой-то! Зачем она ко мне поехала, когда я на работе?! Это не она! Это неправда!
– Вот и я говорю, что неправда, а они говорят, похожа на вас. А никто, кроме нее, на вас не похож. Мама ваша, так она…
И снова нелепость неслась из трубки. Нелепость, в которую необходимо было поверить, чтобы начинать что-то делать, а не сидеть за столом над остывшим чаем и двумя пирожными, похороненными под салфетками. Но поверить было невозможно!!!
Потом соседка зачитала ей адрес морга, куда увезли убитую женщину, очень похожую на нее, Эмму, это могла быть Инга – ее двоюродная сестра. И она сорвалась с места и помчалась, все еще плохо соображая, куда, с какой целью она мчится и почему одна-то?!
– Прости меня!!! – Она точно помнит, что выпалила это.
И тот, кто сопровождал ее к телу – бр-рр, слово-то какое жуткое, – удивленно на нее покосился. А, ну да, конечно, он же не мог знать, почему она просит у погибшей сестры прощения. Он же не мог знать, что Эмма, как увидела мертвую Ингу, тут же обо всем догадалась и молниеносно приняла решение.
Ингу и в самом деле убили вместо нее. По ошибке. Убить хотели Эмму, и желание это возникло у кого-то как раз из-за Марго. Из-за этой суки, которая всколыхнула старое дело. О нем ведь еще тогда постарались забыть. Слишком опасно было, слишком. И забыли! Сам Марков приказал забыть. И забыли, конечно.
Все забыли, но не Марго. Она вдруг о нем вспомнила, что-то накопала, видимо, о чем-то догадалась. Начала теребить людей, имеющих к этому давнему делу отношение. И по застывшей поверхности пошли круги, да еще какие! Саму Марго убили, потом решили убить Эмму, но ошиблись.
Теперь будет следствие. И следствие это непременно причинами заинтересуется. Ингу-то убивать было не за что! Она была совершенно безобидной, даже немного, совсем чуть-чуть, глуповатой. Правда, Марк называл это наивностью. Но у Эммы на этот счет было свое собственное мнение.
Из-за своей глупости, наивности Инга погибла? Разве не глупость заставляла ее имитировать прическу, манеру одеваться, привычки своей двоюродной сестры? Кто ее заставлял это делать?
Жива была бы сейчас, если бы не подражала Эмме. А что теперь?
А теперь все станут искать убийцу, но ни за что не найдут. Тогда-то никого не нашли и сейчас не найдут. Тогда все скопом помогали следствию. А теперь делать это некому, и Эмма не станет. Ей это не то чтобы не выгодно, это очень опасно для нее. И она будет молчать. Поэтому и попросила прощения у мертвой своей сестры. Потому что знала, что вместе с ней похоронит и те немногие сведения, которыми владела.
– Марк! – громко позвала она, приняв неожиданное решение, которое даже ее немного удивило. – Марк, мне надо поговорить с тобой.
– Что?
Он сидел в соседней комнате в кресле, в расстегнутой до пупка рубашке, с мокрым полотенцем на лбу и остановившимся взглядом.
– Марк, я хочу попросить тебя об одолжении.
– Ты?! Меня?! – Это его как-то встряхнуло, взгляд приобрел осмысленное выражение, и он повернул голову в ее сторону. – О чем же ты меня хочешь попросить, Эмма? Что я могу?!
– Ты можешь… Ты можешь защитить меня.
Почему она заранее знала ответ? Потому что вдруг поняла, что Марк никогда не ускользал от нее никуда, он просто был огромным мыльным пузырем. Хотя нет, он был мыльным плевком от этого лопнувшего пузыря…
– Я?! Тебя?! Защитить?!
Казалось, еще немного, и он начнет хохотать, до того развеселился. Даже полотенце с головы стащил.
– Как, Эмма, голубушка?! И от кого?!
– От того… От тех людей, которые убили Ингу. – Эмма пожала плечами, с брезгливой усталостью наблюдая за своим бывшим мужчиной, которого всегда опасалась назвать возлюбленным.
– Ты считаешь, что тебе грозит опасность? Ну-ну.
И он привычно забросил ногу на ногу, удобно развалился, подпер холеную щеку кулаком, бережно установив локоток на подлокотник. Улыбнулся ей ободряюще, будто она пришла сейчас в его рабочий кабинет проситься на работу, и даже другой рукой приглашающий жест сделал. Давай, мол, начинай.
– Я считаю, что приходили убить меня, – начала она говорить, хотя уже жалела, что затеяла этот разговор. – Инга попалась случайно.
Здесь все же его лицо исказила судорога, но Марк смолчал.
– Она всегда мне подражала. Красила волосы, чтобы они были такого же цвета, как у меня. Одевалась…
– Дура!!! – тоненько взвизгнул Марк.
– Кто дура? – Она поостереглась обижаться раньше времени. – Инга? Потому что она…
– Ты дура! Инга ей подражала! Чему подражать? Кому подражать? У тебя же, кроме внешности, ничего нет! Где твоя душа, Эмма?! Где она?! – Он тяжело и шумно задышал, резко поменял позу, нашарил полотенце и снова водрузил его себе на лоб. – Что пришли убивать тебя, спорить не стану. Ингу убивать было не за что. Она была великодушным, милым ребенком… Большим милым ребенком…
Он опять заплакал, вытирая слезы с лица полотенцем, которое сдвигал со лба на глаза, потом вновь поднимал на лоб, затем снова опускал на лицо, и так до бесконечности.
Когда ей надоело это наблюдать, она спросила:
– Ты позволишь мне пожить какое-то время у тебя, Марк?
– Что?! Пожить у меня? Как ты себе это представляешь?! Это неприлично! – И он, не поверите, покраснел до бровей. – Я только что овдовел, а ты сразу ко мне в постель лезешь! Что скажут мои компаньоны?! У нас, знаешь ли, это не принято.
– Мне не нужна твоя постель, Марк! – опешила Эмма. – Я просто хотела пожить в твоей квартире! Мне страшно возвращаться домой. Кто знает, не явятся ли те, кто уже приходил по мою душу?
– Я уже сказал, что у тебя нет души! – Он встал на ноги так резво, что Эмме пришлось отступить к двери. – И я уже сказал: нет!
– Что нет?
– Я не позволю тебе у меня остаться! – Тут он фыркнул не без озорства. – На чужой роток, знаешь ли, не накинешь платок. Твое соседство в моей квартире – непозволительная, неприличная роскошь для меня, Эмма. Извини…
