Татьяна Устинова - Большое зло и мелкие пакости
Дятлов и Морозов, сталкиваясь головами, изучали записки.
— Сравнили, — сказал полковник раздраженно, — ну и что? Он написал записку бывшей однокласснице, только и всего.
— Первый маленький вопрос — почему их не раздали? Второй маленький вопрос — кто, когда и что именно сжег в пепельнице на черной лестнице? На лестнице курила Тамара Селезнева, и я не сразу смог с ней поговорить, потому что она ушла курить, так мне сказала директриса. Когда я попросил Тамару показать мне это место, там совершенно отчетливо пахло жженой бумагой, а в банке сверху был насыпан пепел. Что там сожгли и почему так срочно? Третий маленький вопрос — кто и зачем подсматривал за мной из женского туалета.
Дятлов фыркнул.
— А может, никто и не подсматривал. Может, туда кто по делу зашел.
— Но почему-то никто не вышел, — Никоненко подумал немного, — и дверь на черную лестницу открывается легко. И на площадке следы. Там полно следов, как будто кто-то долго топтался, а внизу, в коридорчике, из которого вход на лестницу, света нет.
— Ну и что?
— Там ничего нельзя ни рассмотреть, ни прочитать. Представьте себе, что кто-то хочет достать из ящика записку. Сначала ее надо найти, то есть перебрать все бумажки. Потом прочитать. Потом неизвестно зачем спалить. Нужен свет, хотя бы для того, чтобы найти и прочитать. Значит, нужно было укромное, но светлое место.
— В любом классе свет зажги, и будет тебе укромное и светлое место, — сказал полковник.
— До классов идти далеко. Через коридор на первом этаже или через актовой зал на втором. До черной лестницы гораздо ближе.
— Значит, три вопроса, — подытожил полковник, — почему не раздали записки, что именно и когда жгли и кто подсматривал. Хорошо. А почему ты не сказал ничего про записку, в которой Потапову угрожали? Кто ее написал? Или это не вопрос?
— Это как раз последний вопрос, — сказал капитан Никоненко. Ему опять стало страшно, но он был уверен, что не ошибается. — Это последний и самый большой вопрос. В кого на самом деле стреляли?
— Как — в кого стреляли?! — рявкнул полковник. — Что значит — в кого стреляли?! Ты что, не знаешь, в кого стреляли?!
— Я считаю, что стреляли в того, в кого попали, Олег Петрович. В Марию Суркову. Я уверен, что это никакое не покушение на федерального министра. Все очень топорно для заказного убийства. Стреляли в темноте, в толпе, на глазах у охраны… Кроме того — об этом все говорят! — до последней минуты никто не знал, приедет Потапов или не приедет. Он и сам не знал. Ему нечем было вечер занять, потому что он раньше обычного переделал всю работу. Это он мне так сказал. И Селезнева несколько раз утверждала, что вчера в его секретариате ей сказали, что Потапова на мероприятии не будет. И охрана не была предупреждена. Никто не знал, что Потапов приедет. Логичней покушаться там, где все известно заранее. Разве нет?
Полковник молчал. И Морозов с Дятловым молчали тоже.
— Ты, капитан, по-моему, бредишь, — наконец сказал полковник задумчиво.
— Нет. Нет, товарищ полковник. И записка, адресованная министру, — это просто финт для отвода глаз. Стрелок написал ее, когда увидел Потапова и понял, что у него имеется отличная дымовая завеса. И поддал еще дыму — получите записку с угрозами, только ее и не хватало для стройности всей теории.
— Хороша дымовая завеса, — сказал Морозов, — министр! Да нас за этого министра заставят землю есть. Мы блоху найдем на псарне, а не то что стрелка!..
— Мы станем искать совсем в другом направлении, Сережа. В том, которое стрелку не опасно. Кроме того, вся тусовка угощалась в спортзале, и записки должны были раздавать там, а Потапова в отдельный кабинет проводили, а там никто, никаких записок не раздавал. Следовательно, тот, кто писал, только на нас и рассчитывал. Потапов ее читать вовсе не должен был. Стреляли в Суркову.
— Зачем? Кто она такая, эта Суркова? — Полковник залпом допил кофе и сморщился. — Сходи, Дятлов, за водой. Такие умозаключения всухую слушать никаких сил нет. Хоть чаю попьем.
— Мария Суркова, тридцать три года, мать-одиночка, секретарь генерального директора телеканала ТВ-7. Окончила Московский авиационный институт. Сыну девять лет, зовут Федор Сурков. Замужем никогда не была, об отце ребенка сведений никаких нет, по крайней мере у нее в паспорте.
— А ты уж и паспорт посмотрел, — пробурчал полковник то ли с осуждением, то ли с восхищением.
Никоненко взглянул на него и ничего не ответил. Хлопнула дверь — вернулся Дятлов с чайником.
— Кружки свои несите, — велел полковник, — соседи вчера день рождения справляли, у меня все чашки поперли. Три стакана только осталось. Но из стаканов сегодня ничего не пьем. Вам понятно, господа офицеры?
Господа офицеры вразнобой покивали — им было понятно.
— Что мне генералу докладывать? Что дело вовсе не в Потапове, а в какой-то там Сурковой? Ему, конечно, может, от этого и полегчает, но, боюсь, не поверит он нам…
— Надо найти человека, который записку Потапову написал, — задумчиво сказал Морозов. — Вряд ли он ее из дома принес, раз до самого вечера не было известно, приедет Потапов или нет. Надо экспертизу провести, и дело с концом.
— В зале было человек сто, — возразил Дятлов. — Мы у всех станем образцы почерка брать?
— Если надо, возьмем у всех!
— Мужики, — вмешался полковник, — точно установить, кто именно там был, невозможно. Никаких приглашений не проверяли. Ну, пришел человек с улицы, сел в углу, а потом ушел. Кто на него станет внимание обращать? Ты вот что, Никоненко… ты поговори с этой самой Сурковой, матерью-одиночкой. Может, оно и в самом деле так, как ты говоришь… Как она? В себя когда придет?
— Врач толком ничего не сказал. Ранение тяжелое, крови много потеряла. В сознание-то она придет, но когда говорить сможет — непонятно.
— И про министра тоже не забывайте! — неожиданно прикрикнул полковник. — Может, прав капитан, может, и не прав! Нам сейчас во всех направлениях рыть надо. Пока “федералы” нас не опередили. Сейчас все по домам и спать. Водку не пить, эротические фильмы до утра не смотреть. Завтра утром всем собраться в моем кабинете. Есть вопросы?
Вопросов ни у кого не было.
* * *
— Подожди, — попросил Потапов водителя Пашу, — давай в больницу заедем.
“Мерседес” несолидно перескочил из правого ряда в левый, выровнялся и набрал скорость. Шел дождь, и машин было мало.
Навещать Марусю не было никакого смысла. Вряд ли она уже пришла в себя. А если и пришла, что он ей скажет?
Я очень рад, что ты попалась какому-то ублюдку вместо меня? Я очень рад, что он не убил тебя? Вот я тебе лютиков привез, потому что очень благодарен?..
