Линда Ховард - Алмазная бухта
На верхней палубе другой лодки появился человек, который стал пристраивать на плече большую трубу.
Сэйбину не нужно было даже задумываться, чтобы определить, что это — он слишком часто видел пусковые ракетные установки, чтобы не узнать их. За секунду до выстрела и пару мгновений до того, как ракета взорвала его лодку, Сэйбин побежал на правый борт и прыгнул в бирюзовую воду бухты.
Он вошел в воду так глубоко, как только мог, но у него было слишком мало времени, и взрыв завертел его в воде как детскую игрушку. Боль обожгла его израненные мышцы, и все померкло. Все продолжалось лишь секунду или две, но этого хватило, чтобы он был полностью дезориентирован. Он задыхался и не знал, где была поверхность. Вода была уже не бирюзовой, а черной, и давила на него.
Его спасли годы тренировки. Сэйбин никогда не паниковал, и не стал теперь. Он перестал бороться с водой и приказал себе расслабиться, и его природная плавучесть понесла его к поверхности. Как только он определил, где поверхность, он изо всех сил начал двигаться, хотя его правая рука и нога оставались неподвижными. Его легкие горели, когда он достиг поверхности и вдохнул теплый соленый воздух.
«Ванда» горела, отбрасывая черный дым в перламутровое небо, которое было окрашено последними отблесками света. Темнота уже опустилась на землю и море, и он воспользовался ею как единственным прикрытием. Другая лодка кружила вокруг «Ванды», освещая своими прожекторами место крушения и океан вокруг. Он чувствовал, как вибрировала вода от мощностей их двигателя. Если они не найдут его тело или то, что от него осталось, как они ожидали, то они будут искать его. Они не могли больше ничего сделать. Его преимуществом оставалось все тем же, поэтому он должен был как можно больше увеличить расстояние между собой и ими.
Он неуклюже перевернулся на спину и поплыл. Он не останавливался до тех пока, пока не оказался подальше от яркого света горящей лодки. У него было мало шансов на спасение: до берега оставалось две или три мили, он ослаб от потери крови и мог двигать только правой рукой и ногой. К этому добавлялась возможность того, что морские хищники, привлеченные его ранами, доберутся до него раньше, чем он до берега. Он тихо и цинично усмехнулся, и тут же подавился, когда волна ударила его в лицо. Он оказался в кольце акул — человеческих и морских, и не было никакой разницы, кому из них он достанется. Но им придется потрудиться, чтобы заполучить его. Он не собирался облегчать им задачу. Он глубоко вздохнул и старался удержаться на воде, пока избавлялся от своих шорт. Но от этих усилий он погрузился под воду, и ему пришлось вновь выплывать наверх. Он зажал шорты в зубах, потому что они были ему нужны. Ткань была старой, тонкой, почти изношенной, и он смог бы ее разорвать. Проблема заключалась в другом: как удержаться на плаву, пока он будет это делать. Он должен был иметь возможность использовать свою левую руку и ногу, или он никогда не сможет управлять ими.
У него не было выбора, он должен был сделать то, что нужно, несмотря на боль.
Он думал, что может потерять сознание, когда прыгнет в воду, но ничего не случилось, хотя боль и не стала меньше. Он начал угрюмо жевать край своих шортов, пытаясь оторвать полоску. Он не обращал внимания на боль, когда зубами рвал ткань шортов до пояса, где более плотная материя и двойной шов остановили его. Он снова начал рвать ткань, пока у него не получилось четыре полосы, после чего стал жевать сам пояс. Он оторвал первую полосу и зажал в кулаке, пока отрывал вторую.
Он перекатился на спину и поплыл, тяжело вздыхая, когда его раненная нога расслабилась. Кэлл быстро связал вместе две полосы, чтобы они были достаточно длинными для перевязки ноги. Затем обернул этот самодельный жгут вокруг бедра, удостоверяясь, что обе раны были закрыты им. Он натянул жгут так сильно, как только мог, стараясь не нарушить кровообращение, но при этом остановить кровь.
С плечом дело обстояло сложнее. Он кусал и тянул, пока не оторвал от пояса две другие полосы и не связал их вместе. Но как пристроить эту повязку? Он даже не знал, есть ли сзади выходное отверстие пули, или она все еще находилась в плече. Медленно и неуклюже он поднял правую руку и ощупал свою спину, но его сморщившиеся от воды пальцы смогли нащупать только гладкую кожу, и это означало, что пуля была все еще в нем. Рана была высоко на плече, перевязать ее теми полосками, какие у него были, практически невозможно.
Этих полос, даже связанных вместе, было недостаточно. Он снова начал жевать и оторвал еще две полосы, потом связал все вместе. Все, что ему удалось, это перекинуть полосу на спину, протянуть ее под мышкой и связать тугой петлей. Затем он сделал прокладку из остатков материи и подложил ее под узел полос над раной. Повязка получилась грубой, но у него кружилась голова, а ноги сковывала смертельная усталость. Сэйбин безжалостно отбросил оба ощущения, пристально рассматривая звезды, ориентируясь по ним. Он не собирался сдаваться: он мог держаться на поверхности воды, и даже время от времени плыть. У него было немного времени до того, как акула может добраться до него, и он собирался использовать его, чтобы добраться до берега. Он перевернулся на спину и отдохнул несколько минут, прежде чем начать медленный и мучительный заплыв к берегу.
Потолочный вентилятор тихо жужжал. Волосы Рэйчел были стянуты в хвост, на ней были лишь шорты и майка, и, несмотря на жару, ей было удобно. Стакан ледяного чая постоянно стоял возле ее локтя, и она пригубляла жидкость, пока читала.
Ночь была жаркой, даже для середины июля в центральной части Флориды. Рэйчел Джонс уже подстроила свой образ жизни к погоде, сделав его максимально комфортным — она старалась закончить всякие домашние дела рано утром или откладывала их на конец дня. Она вставала до восхода солнца, пропалывала сорняки в своем огородике, кормила гусей и мыла машину. Когда же температура достигала девяноста градусов, она заходила внутрь, снимала одежду, бросала ее в стирку, и несколько часов занималась изучением материалов для курсов по журналистике, которые она вела в Гайнесвилле в начале осени по вечерам.
Гуси мирно гоготали, ковыляя от одного участка травы к другому и толпясь вокруг Эбенезера Дака, сварливого старого гусака. Один раз поднялся шум, когда Эбенезер и Джо, её собака, поспорили о том, кто имеет право на участок прохладной зеленой травы под кустом олеандра. Рэйчел подошла к сетчатой двери и прикрикнула на своих неугомонных любимцев, чтобы они успокоились. И это было самым захватывающим событием за весь день. И так проходило большинство дней летом. Она собирала разные вещи, которые выставит осенью, с открытием туристского сезона, в двух своих сувенирных магазинчиках на острове Сокровищ и Тарпон Спрингс. А с началом курсов по журналистике ее дни станут еще более загруженными, чем обычно. Но лето оставалось временем полного расслабления. Она периодически работала над своей третьей книгой, не ощущая никакого дискомфорта от необходимости закончить ее, так как время сдачи было не раньше Рождества, и она уже сильно опережала график. Энергия Рэйчел была обманчивой, потому что она могла сделать так много и без спешки.
