Сандра Браун - Переходя все границы
— Где… — Он не мог поверить, что этот каркающий звук рождается у него в глотке.
— Вы в военном госпитале в Западной Германии.
Западной Германии? Западной Германии? Очевидно, вчера ночью он напился гораздо сильнее, чем хотел, и сейчас видит какой-то дьявольский сон.
— Мы беспокоились о вас. Вы три недели провели в коме.
В коме? Три недели? О чем она толкует? Вчера ночью они с дочкой полковника улизнули, чтобы совершить рейд по злачным мечтам Каира и как следует покутить. Так какого черта этот ангел уверяет его, что он провалялся в коме… где? В Западной Германии?
Он попытался осмотреться и получить более детальное представление о том, где находится. Комната выглядела странно. Зрение его было расплывчатым. Что-то…
— Не беспокойтесь из-за нечеткого зрения. У вас повязка на левом глазу, — мягко произнесла медсестра. — А теперь лежите не шевелясь, пока я схожу за доктором. Он приказал позвать его, как только вы очнетесь.
Он не слышал, как она ушла. Секунду назад была тут, а в следующее мгновение исчезла. Возможно, она ему всего-навсего пригрезилась. Иногда сновидения бывают такими странными.
Стены раскачивались из стороны в сторону, потолок тоже то поднимался, то опускался, ни на минуту не пребывая в покое. Свет единственной лампы слепил глаза… то есть глаз.
Медсестра сказала, что на его левом глазу повязка. Для чего это? Невзирая на ее предупреждение, он снова попытался поднять правую руку, прилагая максимум усилий. Лента, удерживающая иглу капельницы, намертво приклеилась к волоскам на его руке. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем ему удалось дотронуться рукой до головы. Тут его охватила паника.
«Черт побери, у меня вся голова забинтована!» Он попытался оторвать голову от подушки, чтобы осмотреть свое тело, но смог приподнять ее не более чем на дюйм или два.
Крик, разнесшийся по коридору мгновение спустя, исходил именно из его палаты, и доктор с медсестрой со всех ног поспешили туда.
— Я подержу его, а вы делайте укол, — распорядился доктор. — Он сведет на нет все наши усилия, если будет продолжать в том же духе.
Почувствовав, как игла вонзается ему в правое бедро, пациент закричал от негодования на собственную неспособность говорить, двигаться, бороться.
Затем его мир снова погрузился во мрак. Заботливые руки уложили его обратно на подушку, и, коснувшись ее, он в очередной раз впал в сладостное забытье.
Несколько дней — или недель? — он балансировал на грани сознания, то приходя в себя, то снова проваливаясь в блаженное небытие. Время ему сверять было не по чему. Постепенно он научился различать моменты, когда меняли капельницу, или мерили его кровяное давление, или проверяли трубки и катетеры, тянущиеся от его тела. Однажды он распознал голос медсестры, потом доктора, но в его мягком туманном сновидении эти люди двигались бесшумно, как привидения.
Постепенно он научился бодрствовать более продолжительные периоды времени. Он лучше узнал комнату и аппараты, которые попискивали где-то за пределами видимости. Изучил собственные физические возможности и осознал, что ситуация очень серьезная.
Он не спал в тот момент, когда доктор вошел в палату, изучая диаграмму, прикрепленную к планшету металлическим зажимом.
— Добрый день, — произнес врач, заметив безмолвно взирающего на него пациента. Последовала привычная процедура осмотра, после чего доктор облокотился о спинку кровати и спросил:
— Понимаете ли вы, что находитесь в больнице, и к тому же в плачевном состоянии?
— Был ли… это несчастный случай?
— Нет, сержант Рул. Американское посольство в Каире взорвали около месяца назад. Вы оказались в числе тех немногих, кому посчастливилось выжить. Вас выкопали из-под развалин, после чего доставили сюда. Когда поправитесь, сможете отправиться домой.
— Что… что со мной случилось?
Губы доктора тронула слабая улыбка.
— Будет проще перечислить, чего с вами не случилось. — Он потер подбородок. — Хотите правду?
Пациент едва заметно кивнул, и доктор продолжил говорить со всей прямотой:
— Левая часть тела оказалась придавленной бетонной стеной, которая раздробила практически все кости. Мы собрали, что могли. Ну, а остальное… — Тут доктор сделал паузу и глубоко вздохнул. — В общем, над остальным придется изрядно попотеть специалистам у вас на родине. Процесс окончательного выздоровления, друг мой, затянется на долгое время — я бы сказал, месяцев на восемь, хотя в действительности может потребоваться в два раза больший срок, а также несколько операций.
На забинтованном лице отразилась горечь, которую доктор с трудом мог переносить, хотя, пройдя поля сражения во Вьетнаме, многое повидал на своем веку.
— Я… буду?..
— На данном этапе любой прогноз не более чем предположение. Ваше выздоровление в значительной степени зависит от вас самого и от вашего настроя. Хотите ли вы снова обрести способность ходить, например?
— Не только ходить, но и бегать, — угрюмо заявил морской офицер.
Доктор подавил рвущийся наружу смех.
— Вот и славно. Сейчас ваша работа заключается в том, чтобы набраться сил, и тогда мы сможем залатать вас.
Врач легонько потрепал его по правому плечу и уже развернулся, намереваясь уйти.
— Док? — позвал пациент хриплым голосом. — А что с глазом?
Эскулап сочувственно посмотрел на лежащего перед ним человека.
— Мне очень жаль, сержант Рул, глаз нам сохранить не удалось.
Доктор поспешно вышел из палаты, пытаясь проглотить комок, стоящий у него в горле. Самым красноречивым проявлением отчаяния из всех, чему он когда-либо становился свидетелем, явилась эта одинокая слеза, сползающая по впалой, заросшей щетиной щеке.
Джорджу Рулу позволили навестить сына на следующий день. Он подошел к кровати и пожал правую руку Тревора. Затем медленно опустился на стоящий рядом стул. Молодой человек не мог припомнить ни единого случая, когда бы его отец плакал, даже на похоронах его матери несколько лет назад. Теперь же прокурор из Филадельфии, внушающий ужас всякому дающему ложные показания свидетелю, рыдал навзрыд.
— Должно быть, я выгляжу хуже, чем сам считал, — неуклюже попытался пошутить Тревор. — Ты шокирован?
Отец взял себя в руки. Медработники предупредили его о необходимости демонстрировать оптимистичный настрой.
— Нет, не шокирован. Я же видел тебя, когда ты только поступил. Поверь мне, с тех пор ты значительно окреп.
— Значит, тогда я выглядел запредельно плохо, потому что даже сейчас чувствую себя чертовски паршиво.
