Иосиф Гольман - И весь ее джаз…
Тем временем на борт начали прибывать отдыхающие – все из одного небольшого банка. Человек двадцать, в основном девушки.
Вась Васич ушел их встречать, а Ефим Аркадьевич направился уже знакомым маршрутом с Ежковой в каюту обсудить текущие вопросы.
Первым делом сдвинули занавески и приоткрыли окна. Сразу пошел свежий вкусный воздух. Кораблик уже успел отойти от причала и, преодолевая течение, начал разворачиваться, чтобы идти к Лужникам.
Маша сидела на диванчике рядом с Береславским и как-то напряженно молчала.
– Колись уже, – просто сказал Береславский. – Что стряслось?
– А что, заметно? – встрепенулась девушка.
– У тебя на лбу написано – случился ужасный ужас, – неуместно заржал Ефим Аркадьевич.
– Случился, – еле сдержав всхлип, сказала Маша.
– Кто-то заболел? – Профессор сразу стал серьезным. – Сестренка?
– Нет, с этим, слава богу, все нормально, – ответила Ежкова. Ответила, и почувствовала, что в самом деле стало легче: если б к Женьке вернулась та беда, было бы несравнимо хуже. А так – всего лишь потеряла бизнес. И, возможно, однушку в Кунцево, купленную неимоверным напряжением сил.
– То есть все живы-здоровы? – переспросил Береславский.
– Да, – твердо ответила Маша.
– Тогда переводим проблему из разряда «беда» в разряд «неприятности», – подытожил профессор.
– А может, есть и угрозы здоровью, – сказала Машка и вот теперь заплакала.
Отревевшись – профессор в это время выпил свою чашку чая, а потом и ее, – Ежкова коротко рассказала о проблеме.
– Реально страшный мужчинка? – спросил Береславский, уже без юмора.
– Очень, – поежилась Машка. – Он сказал, что даже в тот день уже убил человека.
– И съел трех младенцев, – добавил Ефим Аркадьевич. Впрочем, веселья поубавилось и у него.
Нормальные люди вообще неохотно подставляют свои головы под что-то неприятное. Но если они нормальные, то и не бегут от опасности, не исследовав ее причину и глубину.
– Итак, какие у тебя варианты?
– Отдам ему все, – сказала Ежкова. – На крайняк, продам квартиру. За нее шесть миллионов дадут, если не торопиться.
– И жить будешь на катере? – задумался профессор. – А икру он точно не хочет забрать?
– Ему деньги нужны.
– Всем деньги нужны, – заметил Береславский. – Но ты-то у него икру сперла, а не деньги. И то случайно. Так что, по любым понятиям, он не вполне прав.
– Я его боюсь, – закончила дискуссию Машка. – Не собираюсь подставлять родственников.
– И не надо, – сказал Ефим Аркадьевич. – Сколько мы в итоге продали икры?
– Я – восемь кило, включая ваши пять. И вы около двадцати.
– Итого – двадцать восемь, – подытожил профессор. – Это все, что мы ему должны. По четвертаку за кило будет семьсот тысяч. Даже по сорок тысяч за килограмм – и то будет немногим больше миллиона. А вовсе не шесть.
– Я же сказала, он не согласен брать икру.
– А я не согласен платить деньги, которые не должен, – сказал Береславский.
– Вы вообще не при делах, – не приняла аргумент Машка. – Даже с двадцати кило вы получили только свои проценты. Значит, это мой долг. Я его и отдам. Кстати, мысль про катер хорошая. В этой каютке можно жить.
– Особенно зимой, – согласился профессор. Он уже прикинул, что в январе в этом помещении его и четыре дамы бы не согрели. Машинально додумал мысль: теперь как бы с одной справиться. Возраст, к сожалению, тек исключительно в одну сторону, и хотя пока удавалось обходиться без виагры, но Береславский не льстил себе: рано или поздно замечательный период его жизни, связанный с никогда не надоедающими прелестницами, окончательно завершится.
– Все равно лучше, чем подставлять родственников, – убежденно сказала Ежкова.
– Я тебе не родственник, – задумчиво проговорил профессор.
– Вы о чем? – не поняла Машка.
– Смотри, мы должны были вложить еще по «лимону», так? В музыку, мебель и т. д.
– Примерно, – расстроилась девушка. Ей теперь долго будет не до инвестиций.
– Давай поступим следующим образом. Я выкупаю у тебя икру. И сам вложу эти деньги.
– А у вас они есть? – недипломатично поинтересовалась Ежкова. Она вовсе не хотела обидеть своего замечательного препода. Просто наблюдательная девушка быстро заметила, что после первоначальных энергичных трат профессор, как бы поделикатнее выразиться, более не производил впечатление финансово состоятельного мужчины.
– Могла бы как-нибудь и помягче! – радостно заржал Береславский.
И подтвердил: деньги у него закончились. Обнаружил он это почти случайно. Потому что после антипиратского – или пиратского? – периода они все время были. А потом полез на счет в очередной раз – а привет, уже кончились. Такое вот свойство наблюдается у денег, если их зарабатывать непериодически, то бишь нелинейными проектами.
– Извините за бестактность. – Машка точно не хотела обижать этого человека. Впрочем, она уже поняла, что обидеть его обвинением в безденежье довольно проблематично.
– Ничего страшного. Если денег нет, значит, их надо заработать.
– Очень логично, – без особой радости согласилась Ежкова. – Еще бы знать как.
– Спроси меня, я знаю, – предложил Ефим Аркадьевич.
– Ну и как же? – В голосе Маши появилась надежда. Разговор был, конечно, странноватый. Но и нынешний ее собеседник тоже не представлялся ей типичным гражданином. А бандит-убийца? А икра в потайной комнате? Где здесь хоть что-нибудь банальное? Может, и впрямь профессор что-то придумает?
– Значит, первое: я выкупил у тебя икру. За два «лимона», то есть – будущие инвестиции в пароход. Ты больше ничего вносить не должна. Второе: ты переводишь стрелки на меня. Икра моя, и разговаривать с твоим убийцей теперь буду я.
– А мой убийца, как вы говорите, захочет с вами общаться?
– Захочет денег – захочет и общаться, – безапелляционно заверил Береславский.
– А если он вас убьет? – ужаснулась Машка.
– А если в моей правой ноге сейчас оторвется тромб и поплывет в легочную артерию? – вопросом ответил профессор. – Заметь, при этом я ничего не выигрываю в денежном плане.
Логика была странная, но – какая-то – была, несомненно.
– А у вас в правой ноге есть тромб? – опасливо спросила Ежкова.
– Есть, – гордо ответил Береславский. – Мой друг, доктор Балтер, вчера нашел. На допплеровском УЗИ сосудов.
– Но это же опасно!
– Нет. Он в поверхностной вене. Никуда не уплывет. Это я для красного словца. Но на жену очень действует. Резко расширяются границы прощаемого.
– Господи, какой ужас, – оценила тактику профессора Машка. – Даже замуж не хочется.
– А я и не приглашаю, – теперь уже неделикатен был он. – Жена у нормального мужика должна быть одна-единственная.
