Иосиф Гольман - И весь ее джаз…
Вообще – она стоила отдельного разговора, так как была весьма удобна в применении, в принципе не сильно отходя от канонических норм. Ну, максимум процентов на сорок, если считать по десяти заповедям. Кроме того, именно Береславскому принадлежала модификация известной фразы «Если нельзя, но очень хочется – то можно». В его исполнении слово «можно» менялось на «нужно» или даже «необходимо».
Ефим с Машей прошли мимо матросика, драившего пристань с тряпкой и шлангом. Пригнулись, минуя натянутые швартовые канаты, и по деревянным сходням-мосткам попали внутрь первого теплохода. Здесь не остановились, Маша уверенно повела дальше. Так же прошли и через вторую «Москву». Их вытянутые пустые носовые холлы вызывали в памяти слово «ангар». Третьим был не «Москва», а переделанный проект 544, «Васисуалий». Здесь их и ждал Соколов, по имени кота которого был назван теплоход.
Широкая улыбка, крепкое рукопожатие – этот человек сразу вызывал симпатию.
Устроились втроем в крошечной каюте на корме суденышка. Оказывается, и такая имелась. Очень удобно – одежду сложить, ценные вещи. Или уединиться с кем-нибудь, максимально привлекательным. «Привлекательной» – сам себя поправил Ефим Аркадьевич, будучи природным латентным гомофобом.
Нет, он никогда не наезжал на меньшинства, в человеческом смысле жалея их и сочувствуя. А уж когда за несчастных бралось государство или крепкие ряженые мужики родом из Средневековья, то тем более не пинал преследуемых. Но так и не смог понять, как можно мужику в здравом уме променять красивую девчонку на… мужика! Ему и подумать об этом страшно было. В Таиланде весь отпуск держал себя в руках именно потому, что боялся нарваться на трансвестита.
Вась Васич угощал их крепким чаем, пока к делу не приступая. Ефим с Машей тоже не торопились. Вообще программа была такая: пароходик на три часа снимала корпоративная компашка, а они тем временем могли спокойно пообщаться.
Правда, у Вась Васича были попутные дела в связи с круизом. Но все равно времени должно было хватить. В том числе и на то, чтобы Маша с Ефимом Аркадьевичем смогли яснее представлять себе будущую работу их однотипного суденышка.
Пока отдыхающие не прибыли на борт, Соколов показал им, как выглядит после переделки проект 544.
Начали с кормовой палубы.
Теоретически она была открыта, но навес и боковые занавески делали пребывание здесь комфортным даже в пасмурную и ветреную погоду. По крайней мере, кальяны не задувало. Ну а открывающиеся по бокам виды компенсировали любые неудобства.
Ибо были прекрасны.
Ефим родился в этом городе и обожал его. Он любил всякую Москву: весеннюю и осеннюю. Надо бы добавить «летнюю и зимнюю», что было правдой. Но слово «всякую» допускает сокращение описания.
Вообще, вкусы профессора Береславского были крайне эклектичны. Он, например, любовался нетронутой частью архитектуры Кремля, однако был бы против того, чтоб снести Кремлевский дворец съездов. Построили – значит, пусть стоит. Ведь для кого-то именно этот архитектурный ужас остался в сердце, как память о Москве.
Ему было жаль гостиницу «Россия», не сгоревшую в нескольких пожарах, но убитую инвестпланом. И даже дурацкую черную коробку отеля на Тверской было жаль. Береславский был бы против нового строительства чего-то подобного. Но считал, что раз построено – ломать не надо. Это как с ребенком – что родилось, то родилось. Никто ж не советует отправлять не оправдавшее родительских надежд дитя обратно, на перестройку.
В общем, родной город доставлял Ефиму Аркадьевичу тысячу причин для неосознанной радости узнавания и любования.
Что, разумеется, не мешало ему проклинать Москву, ее мэра и даже лично В. В. Путина в чудовищных пробках или в душном метро. Впрочем, про метро – это скорее аллюзия, чем реальная претензия: метро профессор не посещал уже давненько.
Еще из интересного на корме был здоровенный бортовой мангал. Вся еда для банкета готовилась внутри, на камбузе, и здесь – если был заказан гриль.
Ефим с удовольствием потянул воздух своим большим носом. Там было несколько вкусных составляющих сразу.
Пахло шашлычным дымком – повар разжигал угли. Чуточку – дизельным выхлопом, но не так, как в автобусном парке, а как в порту, когда предвкушаешь дальний круиз. И еще пахло рекой.
Странно, но здесь, в центре огромного мегаполиса, господствовал аромат речной свежести. А над водой даже летали чайки, время от времени оглашая окрестности не городским криком.
Потом Соколов повел гостей к машинному отделению. В нем довольно громко пыхтел шестицилиндровый дизель внушительного рабочего объема и крохотной по нынешним меркам мощности – сто пятьдесят лошадиных сил. Такое сочетание давало сразу два противоположных качества. Слабая энергонагруженность конструкции делала ее – при заботливом уходе – практически вечной. С другой стороны, движок был немеряно прожорлив, и если б круизы были не двух-четырехчасовыми, разорил бы своих хозяев.
Еще один минус живой древности – вибрации при работе дизеля были довольно ощутимыми. Даже сейчас, когда он работал в четверть силы, крутя лишь электрогенератор.
А в моторный отсек тем временем заглянул седовласый Михалыч, друг Машиной семьи и капитан будущего банкетохода. Пока их кораблик стоял на переделке, он работал у Соколова, чем все были довольны.
Затем, пройдя по «протоптышам» – круговым тропинкам вдоль борта, – по трапу спустились вниз, в главную кают-компанию. Здесь вполне могли культурно отдохнуть человек тридцать – тридцать пять.
И наконец, последнее помещение располагалось в носу. Оба сужающихся борта до носа закрывали диваны из кожзама. Низ образовавшегося треугольника занимала барная стойка, над которой висела большая плазма, и звуковое оборудование.
– Здесь мы поем, – объяснил Соколов, вызвав повышенное внимание вокалистки Ежковой.
Был на кораблике и свой секретик. В носовом отделении можно было отодвинуть средний диванчик, открыть то ли дверь, то ли окошко и выйти наружу, на самый нос суденышка.
А между диваном и барной стойкой от пола до потолка тянулся отполированный металлический стержень.
– Для стриптиза? – уточнил профессор.
– Нет, это конструкционный силовой элемент, – разочаровал его Соколов. Но не до конца: разве нельзя красиво раздеться около конструкционного силового элемента?
В общем, осмотр Береславского вдохновил.
Начиная с наличия отдельной каюты и кончая стриптиз-шестом, на котором, как оказалось, держался весь кораблик.
Тем временем на борт начали прибывать отдыхающие – все из одного небольшого банка. Человек двадцать, в основном девушки.
Вась Васич ушел их встречать, а Ефим Аркадьевич направился уже знакомым маршрутом с Ежковой в каюту обсудить текущие вопросы.
