Алла Полянская - Одна минута и вся жизнь
– Видишь, дорогая, как надо учить хамов? – Лидия Петровна высокомерно оглядывает Вику и Ирину Степановну. – Именно так я всю жизнь учила не в меру возомнивших о себе плебеев. Умой свою мамашу, девочка, и сделай ей прививку от бешенства. Идем, Дана, там уже строят деток, поглядим на нашу куколку.
Лидия Петровна взяла у Даны Леку и проплыла сквозь толпу расступающихся родителей. Дана шла за ней, а в голове звенело. Слова ранят больно, Дана никогда не прощала такое. Но сейчас у нее нет сил. Она идет вслед за свекровью и понимает, что Лидия Петровна сделала единственное, что стоило сделать.
– Дана! – Вика стоит за ее спиной.
– Что?
– Извини.
– Ничего, бывает.
– Можно, я приду к тебе? – Голос Вики дрожит от напряжения.
– Зачем?
– Я хочу поговорить.
– Не надо, Вика. Я не считаю себя виноватой перед тобой. О чем нам говорить? Я не могу. Я не хочу ни с кем говорить, понимаешь?
– Прошло уже два года.
– Больше.
Пока они ведут этот странный диалог, дети входят парами в школу. Аннушка смеется, машет маме рукой. Дана ей отвечает, и вдруг в ее груди словно сжимается что-то в предчувствии беды.
– Она у тебя очень красивая. – Вика все еще стоит рядом.
– Я знаю. Мои дети похожи на своего отца.
Лидия Петровна поворачивается к ним.
– Вика, пожалуйста. Не надо дергать Дану.
– Я не…
– Послушай, Вика, ничего уже не изменишь. Жизнь так сложилась. Я ничего не имею против тебя до тех пор, пока ты не трогаешь мою дочь. Пожалуйста, пойми меня правильно.
– Простите.
Вика поворачивается и уходит. Дана прижимает к себе Леку, тот почти спит, устав от толчеи.
– Дана, езжай с ним домой, а я подожду Аннушку. – Лидия Петровна встревоженно вглядывается в лицо невестки. Черт, где только берутся такие негодяйки, как эта отвратительная баба? – Возьми машину, мы вернемся на такси.
– Хорошо.
Лидия Петровна нежно целует теплый выпуклый лобик Леки. Как чудесно пахнет мальчик, немножко взмокший и сонный! Совсем так, как когда-то Стасик. И глазки точно такие, и волосы. Дана подарила ей это чудо, спасла ее от смерти, родив его. Их обоих. Тоска по Стасику теперь не бьет насмерть.
– Я позвоню, когда мы будем выезжать.
– Хорошо.
Они много раз так делали. Дана загнала машину в гараж, взяла Леку и отнесла его наверх в спальню. Она уложила сына в постель, сняв с него сандалики, а велюровый костюмчик мягкий, в нем можно поспать. Вот и пусть спит, набегается еще.
Дана спустилась вниз и пошла на кухню. Надо приготовить что-нибудь вкусное, Аннушка скоро вернется из школы. Дана достала посуду, продукты, но все валилось у нее из рук. Вот, просыпалась мука. Упала ложка. Разлилось масло.
– Да что же это такое?!
Дана выскакивает на улицу и смотрит на дорогу. Вроде бы рано еще. Тяжелая тоска заползла в ее душу. Она возвращается в дом, листает альбом. Вот Лидия Петровна с Аннушкой. Одинаковые голубые глаза, веселые улыбки. Дана так и не научилась смеяться с тех пор, как не стало Стаса.
Часы тикают очень громко. Вот наверху проснулся Лека и, деловито кряхтя, спускается по ступенькам. Он выломал несколько прутьев в своей кроватке, и теперь свободно перемещается по дому. Так птенец взламывает скорлупу яйца. Лека растет парнем свободолюбивым и теперь сам может вылезать из кроватки, когда ему этого хочется.
Дана вывела малыша в сад, он тут же влез в песочницу и принялся там ковыряться. Она снова вышла на дорогу. Такси не было видно. Стоял тихий день, совсем летний, и небо глядело на Дану синими глазами Стаса. Кошка, живущая в ней, встревоженно била хвостом.
«Может, они пошли в кафе? Аннушка любит бывать в разных забегаловках, ей там вкуснее».
Дана заводит Леку в дом, кормит обедом.
Сын возится на ковре, а Дана стоит у окна. По дорожке к дому идет человек. Пожилой мужчина в сером костюме-тройке. Что ему надо? Наверное, ошибся адресом. Вот, звонит в дверь.
– Госпожа Ярош? – Он не смотрит на Дану. – Мне очень жаль, но случилось несчастье. Я должен вам сказать…
Она не понимает, кто так кричит в ее доме. Кричит громко и отчаянно, чтобы не слышать того, что сейчас скажет этот человек.
10
Вадик с Даной молча сидят на кухне. Цыба думает о том, что надо бы позвонить Витальке, остановить Дану, которая, похоже, все-таки спятила, но его решимость разбивается вдребезги, когда он поднимает глаза и наталкивается на пустой взгляд подруги. И тогда он думает о том, что поступил бы на ее месте точно так же. Но только Дана – женщина. А это совсем другое дело.
– Ты мыслишь стереотипами. – Дана знает, о чем он сейчас думает. – Впрочем, как и большинство мужчин. И убийца Аннушки тоже мыслит стереотипами. Поэтому у меня все получится.
– Может быть. – Вадим обреченно вздыхает. Он никогда не умел спорить с ней. – Ладно, ложись спать, а завтра я приеду опять. Что привезти?
– Результаты переговоров. И спроси у Витальки, как он договорился с моими.
– Ты сумасшедшая.
– Это мы уже выяснили, и что? Все сумасшедшие. Норма – понятие расплывчатое.
– Я ни хрена не понимаю, о чем ты говоришь.
– Преимущества классического образования.
– Ясно. Ты вот скажи мне другое. Долго еще будешь мучить Витальку?
– Как получится.
– Тебя надо показать доктору.
– Показывали. Он сбежал, потому что не мог справиться со своим торчащим членом.
Вадик плюнул и ушел. Дана слышит, как отъехала его машина. Она осталась одна в пустой квартире. Эти комнаты когда-то казались ей огромными, а линолеумные плитки пола – верхом элегантности. Теперь она смотрит на все другими глазами.
«С возрастом здорово меняется восприятие. Наверное, отсюда и проблема непонимания между поколениями. Надо делать друг другу скидку на разницу восприятия».
Дана укладывается на свою старую кровать и засыпает. Утром ее будит сирена.
«Значит, уже девять часов».
Каждый понедельник на трубном заводе ровно в девять утра включают сирену – для проверки. Так было, когда они только переехали сюда, и Дане приятно слышать этот звук, пришедший из прошлого.
Она наскоро завтракает, глотает витамины и выходит из квартиры. Сейчас главное – не попасться на глаза соседям, хотя Дана помнит, что здесь никто не отличался любопытством, только ведь прошло столько лет! Но в понедельник подъезд пустует.
Дана идет на остановку мимо зловонных мусорных баков, мимо желтых одинаковых пятиэтажных коробок, в которых летом жарко, как в аду, а зимой – холодно, как на Северном полюсе. Мордатые коты равнодушно наблюдают за ней, сидя на горах отходов. Коты здесь всегда отличались особенной упитанностью. Дане приятно сознавать, что и это не изменилось.