Даниэла Стил - Французские каникулы
Когда Паскаль добралась наконец до Сен-Тропе, было уже почти шесть вечера. Следуя полученным в агентстве недвижимости инструкциям, после автострад Н-98 и Д-25 она свернула на шоссе Д-98 и поехала вдоль Ру де Плаж. Минут через двадцать Паскаль начала присматриваться к табличкам с адресами, ибо ей показалось, что она свернула не туда. Ее начинал мучить голод, но она не сдавалась, твердо решив, что сначала отвезет на виллу вещи, а потом отправится искать ресторан или кафе, где можно будет поужинать.
Размышляя о том, что она закажет в ресторане («Хорошо бы начать с черепахового супа и моллюсков под майонезом…» — мечтала она), Паскаль проехала мимо пары разваливающихся кирпичных столбов, на которых висели покосившиеся железные ворота. Сначала она не обратила на них внимания, однако, когда ей пришло в голову взглянуть на номера на табличках, Паскаль обнаружила, что все-таки проехала нужный дом. Развернувшись, она поехала в обратную сторону — и снова промахнулась. Паскаль развернулась еще раз и поехала очень медленно. Въезд должен был быть где-то здесь — она чувствовала это, но найти его не могла, хоть тресни! Казалось, виллу специально прятали от глаз посторонних.
Наконец она остановилась у дома, номер которого предшествовал нужному ей, и, остановив машину, огляделась. Взгляд Паскаль уперся в столбы ворот. Приглядевшись, она увидела проржавевшую жестяную табличку с номером, болтавшуюся на одном гвозде. Номер совпадал.
Кроме того, на табличке было написано: «Coup de Foudre», что в переводе с французского означало «удар молнии» или — в переносном смысле — «любовь с первого взгляда».
— Странно!.. — вслух произнесла обескураженная Паскаль. — Наверное, это какая-то ошибка?!
Между тем сгустились сумерки, и она решилась. Тронув машину с места, Паскаль свернула на извилистую подъездную аллею и медленно поехала вперед, лавируя между разросшимися кустами, ветви которых со скрежетом царапали крылья машины. С каждой минутой в ней нарастали беспокойство и тревога. Насколько она помнила, на фотографиях ворота виллы выглядели совсем не так, да и подъездная дорожка была ровнее. О-ох!.. Машина подскочила на очередном ухабе, и Паскаль едва не прикусила язык. Аллея явно была не в идеальном состоянии, к тому же она заросла не то травой, не то кустарником — таким высоким, что Паскаль приходилось его объезжать. Нестриженые живые изгороди, выхваченные из полумрака светом фар, выглядели как декорации для съемок фильмов ужасов, и в душе Паскаль шевельнулось недоброе предчувствие. Стараясь справиться с ним, Паскаль нарочито громко рассмеялась, и… смех замер у нее на губах, когда она в последний раз повернула и увидела наконец дом.
Ничего подобного Паскаль не ожидала. Роскошная вилла, которой они любовались на снимках, на деле оказалась довольно ветхим особняком в средиземноморском стиле. Облупленные стены заросли плющом, переплеты балконных окон почернели от дождей, мраморные перила крыльца покрылись паутиной трещин, а ступени были стерты и осыпались.
Паскаль машинально нажала на тормоз. Переваливаясь на кочках, машина прокатилась еще несколько метров и встала, но Паскаль продолжала сидеть на месте, в немом изумлении разглядывая дом. Судя по всему, он был покинут уже довольно давно — не два года назад, как ее уверяли, а годах этак в пятидесятых. Примерно тогда же были сделаны и фотографии, которые так очаровали Паскаль и ее друзей.
«Но ведь это же мошенничество!» — подумала она, в отчаянии разглядывая газон перед входом. Трава на нем была почти по пояс высотой. Из травы выглядывала облезлая деревянная мебель и заржавленный остов садового зонтика над столом из кованого железа, глядя на который Паскаль невольно подумала — человеку, который рискнет за ним позавтракать, придется сделать укол против столбняка. Все вместе снова напомнило ей декорацию к какому-то фантастическому фильму, и Паскаль захотелось спросить, уж не шутка ли это.
Но спросить было не у кого, к тому же здравый смысл подсказывал ей, что шутками здесь и не пахнет. Это и была та самая «очаровательная вилла на берегу Средиземного моря», которую они сняли за такие большие деньги. «Любовь с первого взгляда»?.. Как бы не так! Скорее уж «Удар молнии» — удар, поразивший саму Паскаль.
— Merde! — негромко выругалась она, открывая дверцу машины и боязливо спуская в траву ноги. Почему-то ей подумалось, что здесь могут водиться змеи. Впрочем, у нее еще оставалась слабая надежда, что внутри особняк выглядит лучше, чем снаружи, хотя это и было маловероятно.
Поминутно оступаясь в кротовые норы, Паскаль заковыляла по дорожке к дому и поднялась на крыльцо. Оно было увито длинными плетями одичавших роз. Аккуратные цветочные клумбы перед верандой исчезли, наверное, уже много лет назад. Фонарь над крыльцом не горел, и Паскаль некоторое время шарила руками по стене, пытаясь нащупать звонок и жалея, что не догадалась посигналить. Она помнила, что на вилле постоянно живут горничная и садовник. Что это за садовник, изумилась она, который так запустил сад, к тому же они оба должны были ждать ее, так как перед отъездом из Парижа Паскаль дала телеграмму, сообщая о своем приезде. Наконец она нащупала дверной молоток и постучала.
Но ей никто не открыл. На ее стук откликнулась только целая свора собак (судя по лаю, штук сто, не меньше), которые звонко лаяли где-то в дальних комнатах особняка, и Паскаль постучала сильнее. Прошло добрых пять минут, прежде чем до ее слуха донесся звук шагов. Дверь отворилась, и Паскаль увидела перед собой невысокую женщину с целой шапкой мелко завитых обесцвеченных волос, которые стояли дыбом и напоминали парик. Такие парики можно было увидеть только в самых тупых американских комедиях шестидесятых годов. Личико у женщины было круглым, как маленькая луна, а крошечные глазки напоминали бусинки.
Кажется, горничную звали Агатой, припомнила Паскаль и, с трудом оторвав взгляд от ее волос, сказала по-французски:
— Я — Паскаль Донелли. А вы, вероятно, Агата?..
— Oui, c'est moi. Да, это я, — отозвалась горничная, и Паскаль почувствовала себя глупо. В самом деле, кто же еще это мог быть? Только теперь она разглядела, что на Агате надет очень тесный топик, лишь чудом сдерживавший напор пышного бюста. Белевший в полумраке округлый, дряблый живот нависал над самыми короткими шортами, какие Паскаль когда-либо приходилось видеть. Только ноги у нее были красивыми, но обута она была в босоножки на каблуках длиной в добрых шесть дюймов. В пятидесятых годах такие туфли назывались «небоскребами», но с тех пор мода ушла далеко вперед.
Щурясь от дыма сигареты без фильтра, торчавшей из уголка небрежно накрашенных губ, Агата без малейшего интереса разглядывала гостью. Вокруг ее щиколоток вертелись и прыгали три небольшие белые собачки, в которых Паскаль признала карликовых пуделей. Пудели были безупречно подстрижены и — в отличие от хозяйки — выглядели так, словно только что вернулись из парикмахерской. На шее у каждого красовался крошечный розовый бантик.
