Сандра Браун - Связанный честью
– Сядьте, мистер Грейвольф, – твердо произнес Диксон, показывая, что тот вышел за рамки.
Какое-то время они смотрели друг на друга в упор, потом Лукас снова плюхнулся на стул. Его красивое лицо помрачнело.
– Вы сами адвокат, – заметил Диксон. – Я думаю, вы понимаете, в каком свете вас выставляет этот поступок. – Он надел очки в серебряной оправе и просмотрел лежащий перед ним отчет. – Там еще была молодая женщина, мисс Эйслин Эндрюс. – Он глянул на Лукаса поверх очков. Ударение на последних словах указывало, что это скорее не утверждение, а вопрос.
Лукас промолчал, только непримиримо посмотрел на Диксона. По его взгляду невозможно было понять, о чем он думает. Диксон вернулся к отчету.
– Интересно, что она не стала выдвигать против вас никаких обвинений.
Лукас по-прежнему хранил молчание, правда, на щеке дернулся мускул.
В конце концов Диксон закрыл папку и снял очки:
– Можете возвращаться в вашу обычную камеру, мистер Грейвольф. На сегодня это все.
Лукас встал и направился к двери. Он уже взялся за ручку, когда Диксон его окликнул:
– Мистер Грейвольф, вы лично были ответственны за нападение на полицейских во время того бунта? Вы давали указания громить правительственные здания?
– Я организовывал протест. Судья и жюри признали меня виновным, – кратко ответил он, после чего открыл дверь и вышел.
Диксон еще долго смотрел на дверь после его ухода. Он знал, когда лжет преступник. И чувствовал, когда перед ним невиновный. Еще раз сверившись с делом Лукаса Грейвольфа, он принял решение и потянулся за телефоном.
Лукас шагал под конвоем обратно в камеру, его сердце билось как молот, хотя внешне он никак этого не показывал.
Он ожидал, что ему предъявят обвинение во взломе и вторжении, в нападении, похищении и бог знает каких еще преступлениях. Он страшился нового процесса. Процесса, который должен был стать дополнительным позором для его матери, усугубив при этом ее страдания.
Узнать, что побег стоил ему только лишних шести месяцев заключения, оказалось для него огромным сюрпризом. В оставшиеся десять месяцев ему будет чем заняться. Уже сейчас на маленьком столике в его камере высилась стопка писем с просьбами помочь юридической консультацией. Он не мог брать за них плату. Возможно, он уже никогда не сможет практиковать, но консультировать может. Среди индейцев имя Лукас Грейвольф значило лучик надежды. Он не отказывал никому, кто просил о помощи.
Но почему же Эйслин Эндрюс не выдвинула против него обвинения? И федеральные власти, и власти штата наверняка пытались соорудить против него дело. Но без ее показаний они могли предъявить ему только побег из тюрьмы. Почему же она не стала им помогать?
Лукас Грейвольф терпеть не мог быть у кого-то в долгу, но Эйслин Эндрюс он кое-что задолжал. Свою признательность.
Эйслин выскользнула из спальни и осторожно закрыла за собой дверь. В дверь позвонили еще раз. Торопливо убирая в простенький хвостик выбившиеся пряди, она бросилась в прихожую открывать. В коридоре она взглянула в зеркало и убедилась, что выглядит прилично. Она потянула на себя дверь, на ее лице читалось ожидание и играла полуулыбка.
Но, увидев, кто к ней пришел, она с застывшим взглядом замерла на месте. Ей пришлось опереться на дверь, чтобы не упасть. На какой-то момент ей даже показалось, что она вот-вот потеряет сознание.
– Что ты здесь делаешь?
– Я снова тебя напугал?
– Ты… вышел?
– Да.
– Когда?
– Сегодня. На этот раз официально. Я теперь свободный человек.
– Мои поздравления.
– Спасибо.
Разговор был каким-то диким, но Эйслин подумала, что для человека, только что испытавшего шок, она держится очень прилично. При виде Лукаса Грейвольфа она даже не упала в обморок. Удержаться на ногах ей помогла дверь, но ладони так повлажнели от пота, что она боялась, как бы они не заскользили по гладкой поверхности. Во рту пересохло, но дара речи она не потеряла. По крайней мере, не совсем. Перевернись мир с ног на голову, она бы вряд ли могла меньше удивиться. Принимая все перечисленное во внимание, она вела себя отлично.
– Я могу войти?
Она непроизвольно подняла руку к горлу:
– Я… не думаю, что это хорошая идея.
Господи! Лукас Грейвольф в ее доме? Нет!
С минуту он разглядывал носки сапог, потом поднял на нее серые глаза. Глаза, которые невозможно забыть.
– Это важно, иначе я не стал бы тебя беспокоить.
– Я…
– Я только на минуту. Пожалуйста.
Она смотрела куда угодно, только не на него. Она понимала, что его решимость сродни твердости гибралтарской скалы. В тоне слышался намек на смирение, но за ним высилась индейская решительность многих поколений.
В конце концов она коротко кивнула и посторонилась. Лукас вошел в квартиру, и она закрыла за ним дверь. В прихожей внезапно стало тесно. Она находилась с ним под одной крышей не больше десяти секунд, а ей уже стало трудно дышать.
– Хочешь чего-нибудь выпить? – хрипловато поинтересовалась она.
«Скажи «нет», скажи «нет»!»
– Да, пожалуйста. Ты моя первая остановка.
Она чуть не споткнулась по пути на кухню.
Почему у нее? Почему по пути домой он в первую очередь заехал к ней?
Она подошла к шкафчику за бокалами. Руки у нее дрожали.
– Содовую будешь? – спросила она.
– Да, отлично.
Она вытащила из холодильника банку и открыла ее. Газировка брызнула фонтаном. Эйслин быстро выдернула полотенце и неуклюже промокнула руку, вытерла столешницу. Неловкими движениями она открыла морозилку, выбила кубики льда и кинула их в бокал. И, только налив содовую поверх льда, она обернулась. И в замешательстве поняла, что смотрит ему в грудь. Она с удивлением осознала, что Грейвольф до сих пор стоит.
– Извини. Садись, пожалуйста. – Она кивнула в сторону стола.
Он выдвинул стул и сел. Принял бокал с кратким «спасибо». Его глаза блуждали по кухне. Он задержал взгляд на стойке ножей, потом медленно перевел глаза на Эйслин:
– Я не пустил бы в ход нож.
– Я знаю. – Эйслин села за стол напротив него, боясь, что ноги откажутся ей служить. – Я имею в виду, что теперь я это знаю. Тогда я была перепугана до смерти.
– Ты продемонстрировала замечательную храбрость.
– Правда?
– Я думаю, да. Но ты ведь была моей первой заложницей.
– А ты моим первым похитителем.
За этим должны были бы последовать взаимные улыбки. Но они оба остались серьезными.
– Твои волосы отросли заново?
