Айрис Джоансен - От судьбы не убежать
Какая уж тут логика, когда речь о нем. Одни чувства.
– Это… другое. Слишком много преград.
– Тогда сломай их, – хрипло сказал он. – Сломай все преграды. Ты знаешь, как это сделать. Я не утверждаю, что секс может все прояснить в наших отношениях, но он может нас сблизить и поможет взглянуть на проблемы под другим углом. Черт, о чем это я? Если мы будем так близки, я не смогу думать ни о чем, кроме того, что мы делаем. – Килмер разжал пальцы. – Не знаю, может, я использую Фрэнки, чтобы затащить тебя в постель… Надеюсь, я все-таки не такой сукин сын. – Он отвернулся. – Может, ты и права. Может, меня нельзя подпускать к Фрэнки.
Такого Килмера Грейс еще не приходилось видеть. Он всегда так уверен в себе. Она вдруг почувствовала симпатию, смешанную с отчаянием. Сначала он поразил ее вспышкой сексуальной энергии, а потом вывел из равновесия и заставил жалеть его.
– Ради бога, я не говорю, что не хочу подпускать тебя к Фрэнки.
Килмер выжидающе смотрел на нее.
– Я сказала, что не хочу… – Она двинулась по коридору к своей спальне. – Только не сбивай ее с толку. Она к тебе сильно привяжется, а потом ты ее бросишь. Ей и так досталось.
– Что ты ей говорила об отце?
– Ничего. Сказала, что совершила ошибку, но готова ее повторить, если у меня будет еще один такой же замечательный ребенок.
– И никого не винила?
– Почему я должна тебя винить? Я была взрослой и сама сделала выбор. Я себя не выгораживаю. Сама виновата. – Она открыла дверь. – Но ты устранился.
– Это жестоко.
– Лучше, чем не видеть первых шагов Фрэнки. Не слышать ее первых слов, не петь ей колыбельную. Ты не поймешь.
– Нет, я понимаю.
Она оглянулась и замерла, увидев его лицо. Возможно, он понял, чего лишился, и теперь страдает. Тогда, девять лет назад, ей иногда открывался настоящий Килмер, скрывавшийся за внешней невозмутимостью. Она восхищалась им, даже преклонялась, как перед героем, любила его тело, и ей нравилось все, что он с ней делал. А если бы она знала его по-настоящему? Что бы она выбрала: веру в отцовскую любовь или слово Килмера?
Прищурившись, он вглядывался в ее лицо.
– Грейс…
Она поскорей зашла в спальню и захлопнула дверь. Потом закрыла глаза и прислонилась к двери спиной. Ее тело словно таяло. Сердце билось сильно и быстро. Это безумие нужно прекратить.
Нет, невозможно. Пока она живет под одной крышей с Килмером, видит его каждый день. И нет никаких сомнений, что им с Фрэнки придется оставаться здесь до тех пор, пока опасность не минует. Она не может избавиться от Килмера, а при каждой их встрече напряжение только растет.
Нужно не обращать внимания. Придумать себе занятие. Проводить время с Фрэнки.
Грейс вдруг вспомнила взгляд Килмера перед тем, как она улизнула в спальню. Грубый, откровенный, горячий и такой притягательный… Она запаниковала – потому что словно смотрелась в зеркало.
Боже, надо научиться не обращать на это внимания.
– Кого ты любишь больше, Цыганку или Дарлинга?
Фрэнки, чистившая лошадь, подняла голову и увидела Килмера, прислонившегося к воротам стойла.
– Одинаково. Нечестно иметь любимчика. Лошади могут почувствовать и обидеться.
– Понятно, – улыбнулся Килмер. – А в глубине души?
Фрэнки задумалась.
– Понимаешь, они разные. Цыганка спокойная и ласковая, а Дарлинг нервный и… забавный. Я люблю обоих. Здорово, если бы Дарлинг оказался здесь.
– Но ведь у тебя и так полно дел. Музыка, Цыганка.
– Для друзей время всегда найдется. – Она снова взялась за скребок. – Но у меня мало друзей.
– Почему?
– Я не люблю то, что любят другие дети. Они считают меня странной.
– Это тебя беспокоит?
– Немножко. Иногда. С лошадьми все нормально. Многие дети в Таланвиле ездят верхом. Но очень мало кто играет на музыкальных инструментах, а музыку вообще никто не слышит.
– А ты бы отказалась от музыки ради друзей?
– Не говори глупостей.
– Это нужно понимать как «нет»?
– Музыка во мне. Я не могу ее остановить. И она заставляет меня чувствовать… не знаю… как будто я парящий орел или Дарлинг, когда он прыгает… – Она покачала головой. – Нет, Дарлинг боится, а я не боюсь музыки. Никогда не видела лошади, которая любит музыку.
– А я, кажется, видел.
Фрэнки подняла голову.
– Где?
– В Марокко. Две лошади. Твоя мама их тоже знает.
– Она мне никогда не рассказывала.
– Маме бы не хотелось видеть тебя верхом на какой-нибудь из них. Это гром и молния. Но когда ты видишь, как они скачут, то вспоминаешь о музыке…
– Гром и молния… Чайковский?
– Или Шопен.
– Хотелось бы мне их увидеть.
– Возможно, когда-нибудь и увидишь.
– Как их зовут?
– Их называют Пара. Ни разу не слышал других имен.
Фрэнки решительно покачала головой.
– Раз мама их видела, значит, дала им имена. Она говорит, что у каждой лошади должно быть имя. Если у них есть душа, должно быть и имя.
– Ну, если она их как-то и назвала, то мне не рассказывала. – Килмер улыбнулся. – И ей бы не понравилось, что мы их обсуждаем. Я уже говорил: ей бы не хотелось видеть тебя рядом с ними. Явно неподходящая компания.
– Мама не разрешает мне садиться на некоторых лошадей, но мне можно смотреть на них и обсуждать их. Мама говорит, главное – подружиться с лошадью. – Девочка погладила Цыганку. – Она всегда так делает. Работает и работает, пока лошадь ее не полюбит.
– Я видел, как она умеет дружить с лошадьми. У нее особый дар.
Фрэнки кивнула и посмотрела на Килмера.
– Она мой лучший друг. И мне не нужны все эти дети из школы.
– Понимаю твои чувства. Сам восхищаюсь ею.
– А она на тебя сердится. Меньше, чем той ночью, когда умер Чарли, но все равно странно ведет себя с тобой.
– Много лет назад я наделал глупостей. Теперь пытаюсь исправить, но нужно время. Рад слышать, что она уже меньше сердится на меня.
Фрэнки кивнула:
– Не расстраивайся. Не думаю, что мама согласилась бы приехать сюда, если бы и вправду тебя не любила.
– Это успокаивает. – Он помолчал. – А я тебе хоть немного нравлюсь, Фрэнки?
– Конечно. – Она открыла ворота стойла. – Ты совсем не такой. Мне кажется, ты похож на Триггера. Знаешь всякие трюки, но не показываешь, пока не подадут сигнал. Просто стоишь и выглядишь таким милым.
– Милым? – Он засмеялся. – Боже мой, еще никто не называл меня милым.
– Ну, вроде того. – Ее улыбка стала еще шире. – Правда. Ты всегда за всем смотришь и раздаешь приказы. Почему ты теперь стоишь тут и разговариваешь со мной?
– Получаю удовольствие. Но если подашь сигнал, я начну бить копытом.
Фрэнки радостно засмеялась.
– Правда? Хочу посмотреть. Давай.
Килмер несколько раз стукнул левой ногой по полу.
– Господи, вот так и рушится величие. Но ржать по команде я отказываюсь.
– Тогда ты не Триггер.
Килмер уже не улыбался.
– Но я могу быть тебе лучшим другом, чем Триггер. Может, не таким, как мама, но можно попробовать.
– Почему?
– Какая ты строгая. А ты не можешь просто принять меня таким, каким я кажусь? – Килмер пристально вглядывался в лицо девочки. – Нет, наверное, не можешь, ты очень похожа на маму. – Он помолчал. – Ты мне нравишься. И я никогда не имел дела с детьми. Эти дни для меня – настоящий подарок. Понимаешь?
– Наверно, понимаю. – Фрэнки опустила ресницы, но Килмер заметил озорной огонек, мелькнувший в ее глазах. – Но у меня мало времени. Музыка.
– Я не буду мешать музыке.
– А еще у меня есть обязанности, – хитро прибавила она. – Конечно, если ты будешь вместо меня убирать навоз, как на ферме Чарли, у меня появится… Ой! – Килмер легонько шлепнул ее, и Фрэнки хихикнула. – Ну, когда у тебя не будет других дел.
– Негодница. – Килмер взял ее за руку и вывел из стойла. – Ты должна гордиться, что я выкраиваю для тебя время. И ты ошибаешься, если думаешь, будто я буду ждать сигнала для трюков. Я настоящий цирковой клоун, маг и кудесник.
Фрэнки неожиданно посмотрела на него серьезным взглядом.
– Я слышала, доктор говорил, это чудо, что Донован жив. Ты привез его сюда, и он поправится. Это и правда почти чудо.
– Фрэнки, я пошутил.
Она кивнула.
– Ага. – На ее лице мелькнула улыбка. – Может, я помогу тебе убирать навоз.
– Вы должны понимать, как я сильно рискую. – Картер Невинс нервно оглянулся. Он назначил встречу Хэнли в этом баре на окраине Фредериксберга, потому что завсегдатаями тут были рабочие, а никто из Лэнгли сюда не заглядывал. Но в любом питейном заведении бывают и случайные посетители. Однако, взглянув на Хэнли, он сразу понял, что лучше встречаться с ним здесь, чем в безлюдном месте. Бретт Хэнли был высоким, мускулистым человеком с черными волосами и карими глазами, и один его костюм стоил, наверное, больше, чем годовое жалованье Невинса. Присев за столик, он первые пять минут постоянно улыбался, но теперь улыбка исчезла. Плевать. У Невинса есть то, что нужно Хэнли, и сукин сын заплатит втридорога. – Я могу потерять работу. Мне нужна компенсация.