Эшли Дьюал - У истоков Броукри (СИ)
— Разве тебе нечем больше заняться? — раздраженно интересуюсь я. — Ты ведь просто обожаешь ходить на семинары.
— Ты смелая сегодня.
— Скорее безрассудная, — выдыхает Лиз и смотрит на меня с сожалением. Она всегда чувствует, когда ей нужно отчаливать, и потому сейчас она медленно уходит, оставив нас с Мэлотом наедине. Правильно делает, ведь обычно брат не подходит ко мне просто так.
— Что случилось? — я складываю на груди руки. — Говори сразу. Мне не до ребусов.
— Ты взвинченная.
— Нет.
— Дело в этих неандертальцах? Уверен, что даже тебе не по себе от их близости. Как они разговаривают, а как едят…, - Мэлот затягивается и смотрит куда-то сквозь стены, — я не видел ничего более отвратительного.
— Это все?
Брат хмыкает. Делает шаг вперед и выдыхает дым прямо мне в лицо. Морщусь, а он довольно лыбится, растягивая потрескавшиеся губы. Никогда прежде мой брат не стоял ко мне так близко. Я вдруг вижу его веснушки, вижу шрам над бровью и на щеке. Когда-то я знала его. Знала так же хорошо, как и он меня. Но теперь — кто мы? Что с нами стало? Мы не близкие, мы — чужие. Но почему? Я помню, как Мэлот впервые ударил меня, но до сих пор мне неизвестно: по какой причине.
Внутри что-то взвывает от давно знакомой обиды. Мне вдруг хочется, чтобы Мэлот и я стали семьей. Наплевать на родителей, наплевать на всех. Брат — вот кто мне нужен. И я верю, и опять напрасно. Парень хмыкает и достает изо рта сигару.
— Отец сказал, ты — непослушная. И поэтому он не доверяет тебе. Папочка чувствует, что ты не ровно дышишь к этим убогим. Он знает, я накажу тебя, если потребуется.
— Накажешь? — я с вызовом стискиваю зубы. — Накажи, Мэлот. Потому что я не буду обвинять этих людей ни в чем, и я не собираюсь лгать.
— Тебе будет больно.
— Это всегда больно.
Брат неожиданно прижимает окурок к моей ладони. Вскрикнув, я ударяюсь спиной о стену, а он рассерженно скалится, поддавшись вперед.
— О чем ты разговаривала с сынком палача? Ты говорила с ним, я видел. О чем?
— Боже мой, Мэлот! — я сжимаю пальцы. Рука дрожит от боли, пахнет паленой кожей. Я поднимаю глаза на брата и вижу монстра, вечно шествующего за мной по пятам. Папин любимый пес, ищейка. Всегда рядом, когда меня стоит наказать. — Что ты творишь!
— Ты не должна разговаривать с ним, Адора. Ты не должна приближаться к изгоям. Я должен наказывать тебя, когда ты не слушаешь отца.
— Я ничего не сделала!
И тогда он вновь прижимает окурок к моей руке. На этот раз боль не такая сильная, но я все равно крепко зажмуриваюсь. На ресницах скапливаются слезы. Распахиваю глаза и смотрю на брата, тяжело дыша. Он тоже тяжело дышит.
— Просто делай то, что нужно. И тогда отец не скажет мне следить за тобой. Все ведь так просто, Дор. Все очень просто.
— Зачем ты это делаешь? — шепчу я, наваливаясь на брата. — Зачем? Почему ты так со мной поступаешь, Мэлот? Я никогда не желала тебе зла, никогда.
— Так нужно.
— Кому?
Он не отвечает. Отступает назад и покачивает головой, будто сам не понимает, что у него на уме. Брат проходится руками по коротким волосам и рычит:
— Просто делай, что велено.
Он уходит, а я смотрю на ладонь. В центре кривые, бордовые кружки. Они горят так, будто Мэлот до сих пор прижимает к моим рукам тлеющий окурок. Что же творится? Мне неожиданно трудно дышать. Я встряхиваю волосами, приказываю себе успокоиться, взять себя в руки, но изо рта все равно срывается тихий всхлип. Тогда я грубо прижимаю рукой губы, закрываю глаза и говорю себе: хватит жаловаться, хватит! Но едва ли это действует. В конце концов, я отлипаю от стены и начинаю двигаться в сторону выхода с территории. Ноги сами тащатся вперед, и я не знаю, куда иду. Но сейчас мне все равно. Я изо всех сил сжимаю руки и хочу понять: почему моя семья меня ненавидит. Ключ оттягивает карман юбки. Я вздергиваю подбородок. Я понимаю, что надо делать. Я иду домой.
***
Поместье де Веро — огромное, четырехэтажное здание, расположившееся на шести гектарах земли. На моего отца — Эдварда де Веро — работает сорок четыре человека. Лишь нескольких я видела вживую. Почему-то правительство не волнует, что образовавшийся средний класс — уже вызов системе, ведь считалось, что стену строили, отделяя бедных от богатых. Но как выяснилось, различия образуются в любом случае. Те, кто работает здесь, на моего отца — не бедные в сравнении с теми, кто живет в Нижнем Эдеме. Тем не менее, если сравнить доходы этих несчастных и доходы от лесоторговой компании де Веро, они значительно проиграют, и даже в одну линию с моим отцом не встанут.
Я — наследница огромного состояния, и люди на меня смотрят, как на хрустальную и хрупкую игрушку, разрываемую на части собственными родителями. Они вполне могут стереть меня с лица земли, могут уничтожить, а могут вознести. Сьюзен и Эдвард де Веро — вершители судеб Верхнего Эдема, и персонально мои хозяева, чьей куклой я и являюсь.
Сейчас дома никого нет. Когда я закрываю за собой дверь, эхо проносится по всему куполообразному залу. Как много здесь места, и как мало людей. Возможно, родители не просто так построили такой дом. В лабиринтах трудно пересечься, даже если захочешь. А я и не пытаюсь.
Достаю из кармана ключ и иду к западному крылу. Я и не помню, когда в последний раз была в той части дома. Прислуга здесь не убирается. Коридоры темные и холодные. Я не знаю, почему их не отапливают. Сквозь немытые окна прорываются лучи солнца. Меня почему-то одолевает чувство дежавю, будто бы я совсем недавно была здесь, и лишь через несколько минут я понимаю, что во сне ходила по этому коридору. Странно. Откуда берут свое начало наши ночные кошмары? Такое ощущение, словно моя память содержит в себе намного больше воспоминаний, чем я могу предположить. Я смотрю на пыльные комоды, на канделябры и выцветшие, толстые шторы, и я вспоминаю что-то, но я не могу сказать что именно. Неясное, скользкое чувство, томящееся где-то в груди. Крепко сжимаю руки в кулаки и оборачиваюсь, услышав свист за спиной. Сердце стучит где-то в горле, и меня в ту же секунду пронзает холодом. Становится жутковато.
Дальше иду, пытаясь отпереть двери ключом, но он не подходит. Застревает где-то в начале, и я боюсь его сломать. Вдруг еще рассыплется. Выругиваюсь и плетусь вперед, то и дело, потирая плечи, мне холодно. Я выдыхаю пар и почему-то думаю о зиме: чудное и прекрасное время года, когда родители почти не выходят из дома, и родные стены тут же превращаются в холодную, талантливо сооруженную ловушку.
Вставляю ключ в очередной замок — массивный и золотой — и замираю, просунув его до конца в отверстие. Мои глаза становятся огромными. Получилось! Я нашла ту самую комнату! В груди порхает удовольствие, волнение, и я открываю дверь, предвкушая нечто удивительное. Что ждет меня за порогом? О какой тайне говорила Мария?
