Лэйси Дансер - В погоне за миражами
И умом, и телом она еще очень живо помнила, что значит начинать новую жизнь, отказавшись от всего привычного. Ей было понятно, насколько трудной была каждая перемена.
— Ты что-нибудь можешь с собой забрать?
Он повернулся лицом к ней, прислоняясь к стене.
— Нет. Любая вещь, даже сущая мелочь, в нужных руках может стать уликой. Рвать нужно полностью. Новое имя, внешность, привычки, работа, друзья, жилье, развлечения. — Он развел руками жестом, не вяжущимся с тем образом, который он создал для себя. На секунду в эту жизнь вернулись следы того человека, каким он родился. — Так что ты видишь перед собой сплошную ложь.
В его жестких словах Каприс услышала горькую безнадежность. Ни о чем не думая, зная только, что не может слышать эту боль, она подошла к нему и обхватила руками за талию. Он мгновенно притянул ее к себе.
— Ты — не ложь. Мне нет дела до того, с каким именем ты родился. Мне нет дела до того, какие привычки ты приобрел, чтобы создать того, кем стал. — Каприс всмотрелась в его лицо, прочтя в нем готовность отвергнуть ее безоговорочное приятие.
— Мне есть дело до того, что ты жив. Ты сам, та часть тебя, которая мне дорога, — она осталась… — Она прикоснулась к его щеке, сильному подбородку, лбу. — Если бы ты даже заговорил на языке, которого я не понимаю, выполнял бы работу, которой я никогда не видела, жил бы в мире, которого я не знаю, — я все равно бы тебя узнала.
— Как?
Каприс улыбнулась, вдруг поняв, как много она дала этому человеку. Она дала ему себя. Все ее желания, потребности, надежды и мечты лежали у него на ладонях. Но было бы ребячеством сейчас же сказать ему об этом. Каприс этой ошибки не сделала. Вместо этого она спрятала наполнявшую ее душу любовь, скрыв ее в глубине своего существа, там, где она будет не его обузой, а ее сокровищем.
— Потому что я уверена, что ты мог поменять и менял черты поверхностные, но не, менял своего сердца и своей души. Вольно или невольно, но ты мне их показал. Вот так я тебя и узнала бы. Будь я даже слепой, глухой или немой, я не забыла бы формы твоих мыслей, вкуса твоей нежности, вызова твоей смелости. Этого ты спрятать не можешь.
Ему приходилось видеть в жизни очень многое: смерть, жизнь, ненависть и жестокость. Но ее слова, мягкие, уверенные, бесконечно терпимые, проникли в самую сердцевину его души, сковав его оковами, от которых он никогда не сможет освободиться. Впервые в жизни он заглянул в клетку и оказалось, что это — не ловушка, призванная порабощать и уничтожать. Он заглянул в глубину ее глаз и увидел там не высказанную ею любовь. А еще он прочел там решимость не стать для него обузой. Она будет идти рядом с ним, эта женщина, Которую он избрал и которую ему даровала рука, более могущественная, чем его собственная.
— Будь со мной, — прошептал он. Эти слова были рождены потребностью вовлечь ее вместе с собой в золотые сети. — Поедем со мной сейчас или когда закончится твой год.
Каприс заключила его слова в свое сердце, питая ими свою любовь.
— Тогда ты, может быть, меня не захочешь.
Он покачал головой, как всегда поняв ее страхи. Ее жизнь была противоположностью его собственной. Выбор должен принадлежать ей. Он знал, что может ей дать, а что не в его силах.
— Я буду хотеть тебя до последнего дня моего пребывания на этой земле. И унесу тебя в вечность, в ожидании, когда снова буду дышать.
В его глазах читалась искренность. Его объятия обещали то же самое. Ей хотелось верить — и она ему верила. Но она знала себя. Куин может жить своей жизнью, полной перемен. Но для нее там было слишком много воспоминаний о ночных побегах, неуверенности в завтрашнем дне, пугающих тихих разговоров… Всего, что умаляло и без того ненадежный мир. Она не такая сильная, как Куин, несмотря на то, что он так верит в свою деву-воительницу. Да и его талантом меняться она не обладает. Она еще могла бы рискнуть первым — ради любви. Но вот второе… Она станет обузой, слабым местом, которое может стоить ему жизни.
— Нет. — Вспыхнувшие в его взгляде гнев и несгибаемая решимость не испугам ее и не заставили отступить от принятого решения. — Я буду с тобой здесь. Столько, сколько ты захочешь. Но я не присоединюсь к тебе. Не могу.
— Значит, те материальные вещи, которые ты избираешь для своего надежного мирка, все-таки оказались важнее, — сказал он, сердито и недоверчиво сузив глаза. Все его инстинкты восставали против ее решения отказаться от того, что могло бы стать их общим будущим. А он-то был уверен в том, что она осознала свои силы, что эти несколько недель с ним показали ей, что будущее будет таким, каким она пожелает его сделать. — Говоришь ты красиво, но держишься за вещи, которые легко могут исчезнуть.
Она прижала ладонь к губам. Боль от его слов была велика, но еще больнее ранило то, что он счел нужным их произнести.
— Подумай, мой поэт. Стань на секунду реалистом. Разве я могу пройти но лабиринту жизни и смерти в твоем мире и не поставить тебя под удар? Разве у меня есть для этого умение — или ты собирался защищать меня, как ребенка, и при этом рисковать собой? Неужели какие-то мои слова или поступки могли заставить тебя думать, что я приму такую жертву? Что до вещей, то мне просто нужна стабильность. Я не могу так легко, как ты, менять свою личность. Я боюсь. Это просто сказать, но с этим невозможно бороться. Мой страх — это вериги, которые я обречена носить. Я не хотела бы повесить их на тебя.
— Как может быть иначе? Я узнал тебя. Ты меня впустила. Мы соединены. Одним желанием этого не прогнать.
— У меня и нет такого желания. Но я не хочу, чтобы у меня на руках была твоя кровь,
Тупик. Ненавистное ему слово. Бессильная ярость раздирала его, дразня тем, чего он не может иметь и что ему отчаянно необходимо.
— Я от тебя не откажусь. Я сказал тебе это еще в самом начале.
— А я не хочу подвергать тебя опасности из-за моего невежества и страха, — парировала она столь же решительно.
Куин всмотрелся в ее глаза и не нашел там слабости, никакой трещинки, которая помогла бы ему разрушить ее решимость. Он стремительно притянул ее к себе: только так он еще мог ее удержать. С помощью страсти. Это чувство перестало быть зверем, усмиренным твердой рукой, и, подняв голову, вдохнуло огонь его гнева и досады. Лицо Куина исказила гримаса страдания и безнадежного желания. Его силы возросли, вырвавшись за установленные им рамки.
Каприс замерла: ей показалось, будто он сорвал ее с опоры и подвесил над бездонной пропастью. Она оказалась всего в одном ударе сердца от гибели. А ведь это будет не только ее собственная гибель, но и его тоже. Она подняла руку и чуть не заплакала, когда он отпрянул от нее и его ярость стала еще сильнее.
