Дороти Иден - Удар в десятку
Элис представила себе свое будущее — спокойное и защищенное. Она будет хозяйкой этого высокого старого дома, хозяйкой тряпки, которой вытирает пыль, — надо же заботиться обо всех этих вещах: венецианском стекле, серебре времен короля Георга, маленьких дрезденских леди. Она будет помогать Дандасу с фотографией, она будет подниматься с ним на ледник, на снежные горные пики, она станет наряжаться к субботним ужинам в отеле и совершенно спокойно улыбаться Дэлтону Торпу и его красавице сестре. Когда жадные губы Дандаса прильнули к ней, все эти видения промелькнули перед Элис в секунду. Ей больше не пришлось подумать об обязанностях жены — Дандас поднял голову и пробормотал:
— О дорогая! Дорогая! Элис пошевелилась и оттолкнула его.
— Но прежде чем мы все решим, Дандас, я хочу спросить: как быть с Маргарет? Она не особенно меня любит, и я понимаю, как трудно девушке в ее возрасте обрести мачеху, которая не намного старше ее.
— С Маргарет все будет в порядке, — уверил Дандас и прикоснулся губами к ее шее:
— О моя маленькая красавица.
— Нет, Дандас. Ты должен как следует подумать об этом. Маргарет…
— Я уже подумал. Маргарет очень любила свою мать и очень боялась, что кто‑то займет ее место. После смерти матери она перенесла свое обожание на меня. Она ревнует, этим и объясняется ее враждебность к тебе. Но я кое‑что пообещал ей, и, когда девочка снова появится у тебя, она будет совсем другой.
— Что ты ей пообещал? — полюбопытствовала Элис.
— Я сказал ей, что собираюсь сделать тебе предложение. И если ты согласишься выйти за меня замуж, я разрешу ей учиться на врача, о чем она всегда мечтала. — Дандас счастливо подмигнул Элис. — Так что она будет вне себя от радости, узнав нашу новость.
Глава 12
Оказывается, Маргарет с самого детства страстно хотела изучать медицину. И Дандас оказался прав — ее враждебность исчезла. Она смотрела на Элис совершенно иначе — с жалостью. Возможно ли это?
Да, эта девушка совершенно непредсказуема. Похоже, никто никогда не мог догадаться, что у нее в голове. Элис испытывала угрызения совести, унижение от того, что Маргарет пришлось задобрить, дать взятку, дабы она приняла мачеху.
Дандас призвал дочь и рассказал ей об их решении. А потом ушел, оставив ее наедине с Элис, уверенным шагом, не сомневаясь, что его будущая жена и его молчаливая неуклюжая дочь подружатся.
Но Маргарет ничего не сказала, кроме вежливого:
— Я надеюсь, вы будете счастливы. Она знает, смущенно подумала Элис, что я не люблю ее отца. Да, Дандас нравится ей, он хороший. Но Маргарет знает, что она, Элис, идет на этот брак от усталости и от желания оказаться в безопасности. Она сама не понимает, как могла сказать «да».
Элис попыталась улыбнуться.
— Я боюсь, что красивая ночная рубашка подтолкнула развитие событий, — сказала она.
— Да, — ответила Маргарет. — Похоже, что так. — Однако ее глаза смотрели по‑детски невинно, будто она не понимала, как действует на мужчину противоположный пол.
Вдруг Элис разозлилась на себя — почему бы ей не воспринимать все так, как есть? Во что она впуталась? Если бы она отнеслась к первому письму Камиллы нормально, не было бы ни беспокойства, ни сомнений. Она не сбежала бы из дома Торпов среди ночи, не заболела бы и не слегла в постель, не оказалась бы здесь.
Но тут же в памяти возник угрожающий тихий голос Дэлтона Торпа: «Я вынужден принять меры…»
— Да, действительно, от сотрясения мозга возникает нервозность и мучают дурные предчувствия. — Элис не сообразила, что говорит вслух.
В глазах Маргарет мелькнула жалость.
— Да, это влияет на всю нервную систему. Нервы — причина почти всех болезней, чему люди не всегда верят.
— Сколько ты пробудешь в университете, Маргарет?
— Год. Отец думал, что медицина — не подходящее занятие для женщины. Во всяком случае, ему не очень легко было бы управляться без меня. Но теперь…
— Ты хотела, чтобы я уехала, правда? Я полагала, что ты ужасно ревнуешь.
— Не в том смысле, в каком вы думаете, — пробормотала Маргарет.
— Ну ладно, неважно, — сказала Элис, чувствуя, что сегодня не хочет больше никаких осложнений. — Давай съездим в город и купим тебе кое‑что. Ты пообносилась. Поедем?
— Ну что ж, хорошо.
— Вот и ладно. На следующей неделе. Я и себе кое‑что куплю. Мне понадобится белое свадебное платье?
Внизу зазвонил телефон, и прежде чем Элис успела сосредоточиться на странной нереальности свадебного платья и свадьбы вообще в этом промокшем от дождей зеленом мире, Дандас крикнул, что звонят ей.
— Додсуорт. Если ты не слишком хорошо себя чувствуешь, моя любимая, я скажу, чтобы он позвонил утром.
— Нет, нет. Я спущусь. — Спускаться было очень трудно. Слишком многое произошло. Слишком. А Феликс звонит, будто догадался, что она натворила. Ну почему она должна чувствовать себя виноватой перед ним?
Элис взяла трубку.
— Привет.
Озабоченный Дандас застыл поодаль. Он что, так и будет все время стоять?
— Привет, маленькая Элис. — Голос Феликса звучал нежно и ласково. Он не называл ее так и не говорил таким голосом очень давно. — Как дела?
— Привет, Феликс. А у тебя как?
— Ничего, все в порядке. Ты возвращаешься в Англию?
— Нет. Я думала, ты наконец понял это.
— Я недооценил твое упрямство, маленький мягкий ягненок. Я не думал, что ты окажешься такой стойкой.
— Феликс, ты выпил?
— Нет. Только виски у Дандаса за Камиллу. Счастливая Камилла. Возможно, мы позвоним ей в Сидней или заедем к ней.
— Она же собирается в Америку.
— Но она не написала когда. Может, она все еще в Сиднее, и тогда мы ее увидим.
— Феликс, о чем ты?
Его веселый теплый голос, почти забытый и такой любимый, летел к ней по проводам.
— У тебя было много времени, чтобы подумать о возвращении в Англию. Чем плохо — у тебя были бы деньги. Но, похоже, ты способна обходиться без них. И я подумал, может, нам лучше вместе уехать в Австралию? Я и там могу водить автобус. Чарли Рос пишет, что они создают новую труппу для гастролей по большим городам. Будут ставить Шекспира и Шоу. Нам это тоже подойдет. Согласна?
Элис облизнула губы. Дандас перешел в гостиную и стоял, задумчиво разглядывая дрезденскую фигурку. Без сомнения, он видел в безделушке ее.
Хорошо бы он отошел подальше и не слушал ее разговор с Феликсом! Даже если бы он отошел, она все равно не могла бы сказать… Элис почти против своей воли проговорила в трубку;
— Феликс, я не могу. Я бы очень хотела вернуться на сцену, но я не могу.
