Карен Робардс - Призраки озера
– Плантация Ла-Анжель, – сказала она, затем несколько минут слушала молча. Зажав трубку ладонью, она посмотрела на Келли. – Это мистер Сет звонит из больницы, он хочет поговорить с вами.
Услыхав это, Келли нахмурилась. Она встала, прошла в буфетную и взяла трубку из рук Марты. Говорили они недолго, но Оливия поняла – не столько из слов Келли (та произнесла всего пару слов), сколько по ее реакции – что новости не из лучших. Лицо Келли под слоем румян стало серым, она облокотилась о дверной косяк, словно боялась упасть.
Мгновение она стояла без движения, по-прежнему опираясь на дверь, затем обернулась, встретилась с обращенными на нее взглядами Оливии, Сары и Марты.
– У Большого Джона был удар, – медленно сказала она. – Сет говорит, это серьезно. Но он считает, что мне не следует ехать в больницу, потому что Большой Джон все равно без сознания и мы ничем не сможем ему помочь.
– О, нет! – Оливия прикрыла рот рукой, потом рука ее бессильно упала. Внутри будто что-то оборвалось, и она вдруг почувствовала дурноту. – Нет…
– Мистер Сет прав, – твердо заявила Марта, обращаясь к Келли. – Мистеру Арчеру не поможет, если вам станет хуже.
– Он хочет, чтобы я снова позвонила Дэвиду и попросила приехать домой. – Голос Келли звучал глухо. – Немедленно.
– О, нет! – снова вырвалось у Оливии.
Дэвид был младшим и единственным оставшимся в живых сыном Большого Джона. Он жил в Сан-Диего, где владел рестораном под названием «Барниз». Оливии он всегда нравился, да и он всегда был добр к ней. Но встречались они нечасто – Большой Джон и его сын были полной противоположностью и делали все возможное, чтобы их пути не пересекались.
Если Сет просил мать немедленно вызвать Дэвида, значит, Большой Джон находится на грани смерти.
Глава 16
Как Марта и Оливия ни старались отговорить Келли, она настояла на том, чтобы ехать в больницу. Несмотря на ее уверения, что она сможет добраться туда сама, Оливию делегировали в качестве водителя. И Марта, и Оливия были единодушны в том, что, учитывая состояние здоровья Келли, ехать одной ей небезопасно. Марта должна была остаться дома, так как в любую минуту Мэлори могла привезти Хлою, и, зная характер Хлои, все согласились, что она будет вести себя лучше с человеком, знакомым с ее причудами. Саре тоже предстояло остаться под присмотром Марты. Оливию такой расклад в восторг не привел: ей совсем не хотелось оставлять дочь в чужой обстановке с малознакомым ей человеком. Да и скорое возвращение Хлои не вселяло оптимизма. Но она понимала, что в этот тяжелый момент должна находиться у постели Большого Джона. Или по крайней мере в приемном покое больницы, если дальше ее не пустят.
И ей безразлично, что некоторым членам семьи это не понравится.
Для нее Большой Джон был членом семьи, даже если сам он думал иначе.
Она оставила Сару на кухне с Мартой. Обе они были поглощены приготовлением персикового мороженого с помощью старинного приспособления, которое использовалось для этой цели десятилетиями. Сара, большая поклонница «Баскин Роббинс» и «Дайри Квин», не имела до этого даже понятия о том, что мороженое можно сделать дома. Изумленно раскрыв глаза, она следила, как Марта облачилась в передник и принялась готовить все необходимое.
– Я постараюсь вернуться как можно скорее. – Оливия чмокнула Сару в щеку и направилась к задней двери.
– Со мной все будет в порядке, – заверила ее Сара, – не волнуйся за меня, ма-а.
Оливия поразилась, как по-взрослому Сара это сказала, и в очередной раз подумала о том, как сильно отличается детство дочери от ее собственного. Сара жила в неполной семье, испытывающей материальные затруднения, и познала больше забот, чем полагалось бы восьмилетнему ребенку, а потому вынуждена была быстро повзрослеть. Может быть, даже слишком быстро. А может, и нет. Кто знает – быть может, более раннее, чем у ее матери, взросление сослужит ей хорошую службу? В любом случае убережет от повторения ошибок, которые допускала Оливия. Она очень на это надеялась.
– Твоя дочь – просто прелестная девочка, – заметила Келли, когда они уже ехали в машине по дороге в больницу.
Они направлялись на юг по шоссе номер 415. Оливия сидела за рулем темно-синего «Линкольна», принадлежавшего Келли, – одной из старых моделей, огромной, как корабль. С восточной стороны шоссе с двухполосным движением тянулось болото с чуть солоноватой водой, заросшее камышом, рогозом и болотным самбуком, который вымахал выше, чем дамба, сдерживающая в берегах великую Миссисипи. С западной стороны предприимчивые фермеры воспользовались болотистой местностью, чтобы выращивать рис и разводить рачков. Затопленные поля простирались до самого горизонта.
– Она всегда такая послушная?
– Сара – просто подарок, – убежденно сказала Оливия.
Запах гниющих растений – такая же неотъемлемая часть болот, как и грязь, – начал просачиваться в машину, и Оливия до отказа повернула выключатель кондиционера, врубив его на полную мощность и надеясь одним махом избавиться и от запаха, и от жары. Солнце неумолимо палило с безоблачного голубого неба, так что раскаленный асфальт перед машиной переливался и блестел. Проникая сквозь окна машины, солнечные лучи нагревали синюю кожаную обивку салона, как сковороду. Ноги Оливии прилипли к сиденьям, и это было неприятное ощущение.
– Не знаю, что бы я без нее делала.
– Сразу видно, что ты – отличная мать, – вздохнула Келли. – Жаль, что Хлое повезло меньше. Мы с Сетом делали что могли, но… – Она помолчала. – Хотя Дженнифер никогда не была хорошей матерью, так что потеря невелика.
– Что касается Сары, тут мало моей заслуги. Она с рождения была замечательным ребенком. Даже младенцем она плакала, только если ей что-то было нужно. И когда подросла, никогда не капризничала, не устраивала истерик. Ни няньки, ни учителя – никто никогда не жаловался на нее. Я думаю, она послушная от природы.
– Значит, она пошла не в тебя, так? – Келли внезапно улыбнулась ей лукавой улыбкой, так напомнившей Оливии улыбку Сета. – Помню, какие безобразные сцены ты устраивала, маленькая хулиганка. Мне казалось, Селена просто ангел: так терпеливо она выносила все твои штучки. Ты знаешь, она ведь ни разу тебя не шлепнула, даже когда Большой Джон говорил ей, что надо бы тебе всыпать.
– Большой Джон говорил, что мне надо всыпать? – Оливия оторвала взгляд от дороги и удивленно взглянула на Келли. Ей было странно, что Большой Джон вообще интересовался воспитанием детей. Еще труднее было представить себя и свою мать вместе. Ее память запечатлела, как моментальное фото, всего несколько подобных сцен. Хотя за последние сутки, с тех пор, как Оливия вернулась домой, на плантацию Ла-Анжель, она ощутила как никогда ранее тесную связь с матерью. Как будто здесь, где жила и умерла Селена, осталась часть ее существа, и теперь Оливия чувствовала это.
