Ольга Свириденкова - Ведьмины цветы
– Вы в этом уверены?
– Вполне.
– Тогда я не знаю, что и думать.
Поднявшись, Алексей задумчиво прошелся по комнате. Потом остановился перед зеркалом и начал расстегивать сюртук.
– Чт… что вы делаете, князь? – с беспокойством вскрикнула Лиза. – Зачем вы раздеваетесь?!
Он поймал в зеркале ее испуганный взгляд и с трудом удержался от улыбки. Черт возьми, похоже, Елизавета Михайловна Безякина и впрямь настоящий ангел наивности и добродетели. Судя по всему, ей даже в голову не приходило, насколько она сейчас близка к тому, чтобы стать княгиней. Окажись на ее месте мадемуазель С. или мадемуазель Б., фразу «Зачем вы раздеваетесь?!» пришлось бы произносить ему. Но именно эта бесхитростность Лизы в сочетании с ее бескорыстием и пленяла его сильнее, чем все ухищрения столичных девиц.
– Я не раздеваюсь, я просто снимаю сюртук, потому что мне жарко, – невозмутимо пояснил он. – Что вы так всполошились? Вы чего-то боитесь?
Лиза пренебрежительно фыркнула:
– Вот еще! Очень мне нужно вас бояться.
И, желая показать, что она и в самом деле не боится, она соскочила с кровати и встала напротив Алексея, уперев руки в бока.
Положив сюртук на кресло, Алексей медленно повернулся в ее сторону. И тут же почувствовал, как учащенно забилось его сердце. Даже в мешковатом халате Лиза казалась воплощенным олицетворением соблазна. Такая милая, обаятельная, одновременно дерзкая и беззащитная. Искушение протянуть руку и дотронуться до ее волос, благоухающих луговыми цветами, было так велико, что Алексей машинально шагнул вперед.
– Не подходите ко мне! – взвизгнув, Лиза резко подалась в сторону. И тут – о, ужас! – тяжелый халат с шумом соскользнул с ее плеч, и она осталась стоять посередине комнаты в одной сорочке.
Не ожидавшая такой неприятности Лиза растерянно застыла на месте. С отчаянно бьющимся сердцем она наблюдала, как Тверской неумолимо приближается. В этот момент он напомнил Лизе хищного волка, подбирающегося к беззащитной овечке. Она прекрасно сознавала, что должна бежать отсюда, но от волнения и страха не могла сдвинуться с места.
– Прекратите, – выдавила она упавшим голосом, – как вы можете…
Не обращая внимания на ее протесты, Алексей подошел к ней вплотную. Его руки обвились вокруг ее спины, и сквозь тонкую ткань сорочки Лиза ощутила обжигающее тепло мужской груди.
– Не бойся, – прошептал он, касаясь губами ее побледневшей щеки, – я не сделаю тебе ничего плохого. Клянусь.
Она хотела закричать, но в этот момент губы Алексея нежно и требовательно приникли к ее приоткрытому рту. В сердце Лизы все всколыхнулось от возмущения. Она попыталась оттолкнуть Алексея, но его объятия оказались неожиданно крепкими. И вдруг случилось что-то необъяснимое: Лиза почувствовала, что ее сопротивление ослабевает.
Ее ощущения в эту минуту были сходными с тем, что испытывает человек, бросившийся жарким днем в прохладную речную воду. Обжигающий холод, отторжение, желание сбежать… А затем – стремительно нарастающий жар, удовольствие, восторг… Забыв обо всем, Лиза купалась в непрошеной мужской нежности, словно в убаюкивающих речных волнах. Поцелуй, самый первый в ее жизни, оказался настолько приятным и захватывающим, что от нахлынувших эмоций у нее закружилась голова. Стремясь удержать это волшебное, неуловимо прекрасное ощущение, она положила руки Алексею на плечи и, закрыв глаза, полностью отдалась во власть его теплых, опьяняющих губ. Она не могла ни о чем думать, ей только хотелось, чтобы эти чудесные мгновения никогда не прекращались…
Внезапно Алексей ослабил объятия, и, оторвавшись от губ Лизы, внимательно всмотрелся в ее потемневшие от страсти глаза. Их взгляды встретились, и сердце Лизы забилось с такой силой, что ей стало тяжело дышать. Святые угодники, она даже не подозревала, что он может быть таким… потрясающе обаятельным. Выражение глубокой, непритворной нежности преобразило лицо Алексея почти до неузнаваемости. В эту минуту перед Лизой был словно другой человек, который ничем не напоминал самоуверенного и насмешливого столичного аристократа.
– Боже мой, – вымолвила она охрипшим от волнения голосом, – что вы со мной делаете?!
Он ласково рассмеялся, потом опустился в кресло и привлек Лизу к себе на колени. С минуту они так пристально всматривались в лица друг друга, словно виделись в первый раз. Затем Алексей медленно, как бы нерешительно, протянул руку и нежно погладил ее раскрасневшееся от смущения лицо.
– Моя маленькая, прекрасная шалунья, – прошептал он, лаская ее спутавшиеся пряди. – Ты даже не представляешь, насколько ты сейчас желанна.
Его рука скользнула по волосам Лизы, а затем спустилась вниз и замерла на округлой груди. С губ Лизы сорвался сдавленный стон, когда он начал осторожно ласкать ее там, подразнивая пальцами напрягшийся сосок. Охваченная паникой, она хотела сбежать, но он крепко удерживал ее другой рукой.
– Что мы делаем, это же настоящее безумие! – прошептала она в смятении. – Отпустите меня, отпустите немедленно, или я закричу!
– Нет, не сейчас, прошу тебя, – прошептал он с такой неожиданно страстной мольбой, что она не осмелилась ему возразить. – Пожалуйста, не убегай, подожди еще немного…
Он снова приник к ее губам, и Лиза застонала от сладкого ощущения, среднего между восторгом и ужасом. Огоньки свечей качнулись перед ее глазами и закружились в веселом хороводе, словно десятки огненных бабочек. Было такое чувство, что она стремительно летит в сверкающую пропасть…
– О, черт!
Внезапно Алексей отпрянул от Лизы, и все предметы комнаты в один миг встали на свои места. Сделав глубокий вдох, Лиза выпрямилась и недоуменно посмотрела на Алексея. Затем перевела взгляд в ту сторону, куда он сейчас смотрел…
Прямо напротив них, в освещенном дверном проеме, стоял Михаил Потапыч, а за ним смущенно переминался с ноги на ногу Сергей Воронцов, привлеченный «отцом несчастной девицы» в качестве «свидетеля совершаемого злодеяния». На лице почтенного смоленского помещика, как тут же иронично отметил Алексей, было написано выражение жестоко оскорбленного достоинства и едва ли не вселенской скорби.
«Вот ты и попался, братец, как кур в ощип», – насмешливо поздравил себе Алексей.
Сделав два шага вперед, Михаил Потапыч картинно сложил руки на животе и с глубоким укором, за которым Алексей разглядел плохо скрытое торжество, посмотрел в глаза «коварному соблазнителю своей невинной дочери».
– Не ожидал я, ваше сиятельство, что под кровом этого уважаемого дома могут твориться столь недостойные дела, – проговорил он чрезвычайно скорбно, как обычно говорят начинающие актеры, изображающие трагических героев. – Как же так, князь? Вы, дворянин, русский офицер, позволили себе воспользоваться неопытностью несмышленой девушки, почти что ребенка, невинного, чистого агнца! Да как же вы нам жить-то прикажете после такого позора?
