Клэр Бреттонс - С вечера до полудня
Габриела уныло покачала головой.
— Мама запретила ему даже приближаться ко мне. Он несколько раз звонил. Как-то даже я сама ответила. — Она печально смотрела в окно. — Но мама отобрала у меня трубку и сказала ему, чтобы больше не звонил.
У Гордона оборвалось сердце. С одной стороны, отец девочки был вправе общаться с ней. А с другой — мать, конечно, правильно поступила, не позволив ему использовать ребенка в своих интересах. Рассказ Габриелы многое объяснял. Неудивительно, что теперь она так боится довериться ему, довериться вообще какому-нибудь мужчине.
— И мать во всем винила тебя, да?
— И да, и нет. — Габриела снова откинулась на подушки. — Не то чтобы она обвиняла меня в ее разрыве с отцом, но я постоянно чувствовала свою вину. — Она прикусила губу. — Если бы у меня не было этого дара, ей бы не пришлось прогонять его.
— И она никогда не позволяла тебе забыть об этом, так?
Габриела не ответила, даже не посмотрела на него. Ей и не надо было отвечать, он и сам все понял. В нем разгорелся гнев на ее мать. Сколько раз Габриеле пришлось расплачиваться за одно и то же! Сколько раз ей пришлось выносить попреки, недомолвки и обвиняющие намеки! Он понял, что она до сих пор испытывает чувство вины, поэтому и посылает матери половину своего заработка.
— Габи, это не твоя вина, — сказал он твердо. — Это не ты разлучила отца с матерью.
Габриела вскинула брови.
— Ты что, психолог? Говоришь точь-в-точь как доктор Ида Хоффман.
Представив себе эту миниатюрную женщину, раз за разом отказывавшуюся отвечать на его расспросы о Габриеле, Гордон решительно запротестовал:
— Нет, я просто более или менее знаю человеческую натуру. Но это ничего не меняет. Твоей вины в том не было.
— Так мне уже говорили. Но мама могла бы с этим поспорить. — Габриела натянула на колени одеяло. — А потом видения стали появляться так часто, что мне не удавалось их истолковывать. А мама изображала страуса…
— Страуса?
— Зарывала голову в песок. И этим чуть не погубила меня. — Габриела прижала к груди подушку. — Знаешь, как лихорадочно работает детский мозг? Каково видеть всякие ужасы, которые не имеют к тебе ни малейшего отношения?
— Нет, не знаю. — Наклонившись, он оперся локтем о колено. Девица все-таки была первоклассной актрисой. Подумать только, послание на двери потрясло ее до глубины души, но она собрала всю волю в кулак и продолжает гнуть свою линию. И до чего убедительно! Точнее, было бы убедительно, не знай он всей правды. — Но, думаю, не слишком весело.
— Вот именно.
— Значит, ты поехала к доктору Хоффман?
Струи холодного воздуха из кондиционера колыхали кружевные занавески на окне и чуть вздували начавшие подсыхать волосы Габриелы, мягкими прядями обрамлявшие ее лицо. У Гордона потеплело в груди — девушка была так прелестна!
— Тетя Нэнси меня отвезла. Погаси верхний свет, пожалуйста! — Она зажгла ночник. Комнату залило теплое розовое сияние. — Само собой, она сказала маме, что мы идем в кино. Но она знала, что, если мне не помогут придать смысл всему, что я видела, беды не миновать.
Оказывается, подивился Гордон, тетя Нэнси познакомила Габриелу с Шелтоном вовсе не ради денег. Нахмурившись, он выключил верхний свет.
— Каждому следовало бы обзавестись такой тетушкой Нэнси.
— Да, пожалуй. Хотя чай она готовит прескверный. Такой слабый, что через него можно газету читать.
Морщины на его лице разгладились. Он снова посмотрел на девушку с нежностью. Улыбка, звучавшая в его голосе, грела ему Душу.
— А теперь ты расскажи о себе. — Она откинула волосы с лица. — У тебя была своя тетушка Нэнси?
В свете ночника волосы ее казались золотыми.
— Нет, хотя моя матушка очень похожа на нее. Она и сейчас не менее заботлива, чем в то время, когда я был совсем мальчишкой. «Никогда не полагайся на первое впечатление» — вот ее рецепт счастливой жизни.
Гордон подошел к окну. В ветвях деревьев играл легкий ветерок. Подстриженная лужайка была залита лунным светом. Чтобы добиться правды, надо самому быть искренним. А ему так хотелось — нет, было необходимо! — добиться правды от Габриелы.
— У матушки есть целый набор доморощенных философских изречений на все случаи жизни. У Рейнера тоже был.
— Почему ты называешь его по имени?
Гордон пожал плечами.
— Мы были скорее друзьями, а не отцом и сыном. — Он поскреб висок и улыбнулся. — Рейнер был немного странный. Он любил семью, но… как бы это сказать, не хотел, чтобы мы его сильно любили.
— Может, он предчувствовал, что рано покинет вас, и боялся, что вы будете сильно страдать?
— Может быть. — Гордона словно озарило: именно поэтому Рейнер разрешал им доходить лишь до какой-то определенной границы в их отношениях, а дальше не пускал. Гордон улыбнулся: — Ты что, психолог?
— Нет, — она ответила очаровательной улыбкой. — Просто тетя Нэнси тоже любила доморощенную философию.
— Как ты ласково говоришь о ней.
— Еще бы. Она весьма своеобразная леди, даже слегка эксцентричная, но всегда была на моей стороне.
И никто больше. Гордон гадал, каково это — расти с матерью, которая на тебя в вечной обиде из-за отца. Наверное, чертовски одиноко, решил он, рассеянно поглаживая стоящего на комоде хрупкого стеклянного голубя. А для ребенка — просто страшно, мучительно.
— Твоя мама пекла печенье? — вдруг спросил он.
— Что ты! Она считала, что кухня — просто помещение, через которое можно выйти в гараж. Вот тетушка Нэнси, та пекла. Шоколадное печенье с прослойкой из помадки.
Он состроил гримасу.
— Опять шоколад.
Габриела наморщила нос.
— Очень даже хорошо.
Гордон примостился в ногах кровати.
— Когда я учился в младших классах, мама встречала меня из школы с печеньем и молоком.
— Каждый день?
— Ага.
Раньше он об этом как-то не думал. Мать тратила на него и Грейс время, которое могла бы посвятить себе самой.
— Расскажи еще что-нибудь, — попросила Габриела.
Он увидел в ее взгляде жадный блеск. Ее детство прошло совсем иначе. Может, эти рассказы помогут отвлечь ее мысли от сегодняшнего кошмара.
— Но я устал.
Она похлопала ладонью по кровати.
— Приляг.
В приглашении не было абсолютно ничего сексуального, но Гордон колебался.
— Что? Боишься, не сможешь себя контролировать?
В глазах ее появился ласковый поддразнивающий огонек.
— Скорее, я боюсь за твой самоконтроль.
— Не думай об этом.
Он растянулся рядом с ней, ощущая аромат ее духов, запах ее тела.
— А ты маме рассказывал о том, что происходило с тобой в школе? — Подвинувшись ближе, она заглянула ему в глаза.
