Наталья Матвеева - Аквамарин
Он завел ее на кухню, а затем толкнул дверь в комнату персонала и запер ее изнутри. Снова оглядев девушку невероятно тревожным и жгуче огненным взглядом, наполняющимся злобой, он схватил свою куртку и накинул на нее, прикрыв ее полуголый изорванный и избитый вид. Лив, почувствовав себя в безопасности, опустила локти на колени и, спрятав лицо в ладони, истерично зарыдала…
Она плакала в первый раз после того, как отец бросил ее одну. Джонни схватил стул и импульсивно плюхнулся напротив, пытаясь оторвать руки Лив от лица и одновременно откидывая спутавшиеся пряди волос.
— Оливка, успокойся, успокойся, все прошло, ты в безопасности… Пожалуйста, Лив, расскажи, что с тобой произошло? Лив, пожалуйста… О, Боже, твое лицо… Лив, кто это сделал и где Джесси? Лив! — крикнул он ей строго, и Лив замерла, посмотрев на него глазами, полными слез.
Он хмурился и от него исходила дикая тревога, стремление что-то сделать, чтобы помочь…
Лив ощутила боль в груди: это болело ее сердце. Как сказать ему о ней? Как произнести это вслух? Как это пережить?.. Слезы снова покатились и она с трудом проговорила:
— Джонни… Джонни, я пыталась спасти ее… Я бежала к ней, но этот проклятый ублюдок поймал меня и я…
— Лив. — выдохнул Джонни, невероятно бледнея. — Что с ней?
Лив зарыдала в голос и крикнула:
— Она мертва, Джонни! Он пристрелил ее! Она…
Лив больше не могла говорить, рыдания душили ее, и она снова скрыла лицо в ладонях…
Джонни побледнел, как полотно, и рассеянно уставился в пространство, как-то потерянно обмякнув на стуле. Его глаза становились краснее, а тело била мелкая дрожь…
Лив вдруг поняла, каково ему сейчас. Он любил ее, он был ее женихом и, в отличие от нее, он знал ее всю жизнь… Оберегал, защищал и не защитил…
Она резко подняла голову и посмотрела на него. Он не мог принять эту мысль, не хотел в это верить… Но он не плакал. Лив упала перед ним на свои ободранные коленки и взяла его за ледяные руки.
— Джонни, прости меня, это я виновата! Если бы не эти двое подонков, я бы успела, я бы придумала, как вырвать ее из рук остальных… Но я не смогла… Джонни, они… я…
Джонни вдруг строго, но взволнованно посмотрел на нее и взял ее за плечи, нежно заглянув ей в глаза:
— Лив, о чем ты говоришь? Двое подонков… из рук остальных… Как ты вообще осталась жива? Что там произошло? Почему Бобби и Ларри пропустили их? Рассказывай, и пожалуйста, не говори, что ты виновата, это не правда.
Лив судорожно вздохнула и резко поникла:
— Бобби и Ларри… Черт… — она только что вспомнила о них и с болью проговорила:
— Эти четверо подонков убили их.
Джонни выругался и, не имея сил сидеть, вскочил на ноги, стремительно выхаживая взад-вперед, сложив руки на груди и хмуро и гневно слушая рассказ Лив о том, что было в их квартире. Лив говорила тяжело, с трудом переводя дух, терпя жуткую боль в животе и грудной клетке, а также в лице, но старалась не показывать виду. Когда она рассказывала сцену о том, что Джесси узнала рыжего и за это он пустил пулю ей в лоб, она еле сдерживалась от нового приступа рыданий, а Джонни схватил журнальный столик и с разбегу швырнул его в стену, тяжело дыша и ужасно страдая…
Но он смог переключиться, особенно после рассказа Лив о ее борьбе с номером два и о том, как она чудом осталась жива, благодаря неожиданной заминке.
— …И я всадила ему в грудь нож… для мяса. — закончила Лив, потихоньку пытаясь вздохнуть. — А после убежала через кухонное окно по пожарной лестнице… Они даже «Файерберд» разбили… — шепотом добавила она, сокрушаясь.
Джонни сел около нее и долго-долго смотрел ей в глаза, затем сказал:
— Черт возьми, Лив! Откуда ты такая?.. Никто бы не выжил против четырех здоровенных мужиков, положивших всю охрану! И как тебе только удается… — тут он заметил, как она тайком вздохнула, и строго и жутко встревоженно добавил:
— Проклятье, о чем я только думаю? Тебе же больно! Лив, едем ко врачу. У Эйдена есть личный доктор, он осмотрит тебя… А пока давай я посмотрю, вдруг что-то сломано? Я помогу тебе, малышка Лив.
Лив вдруг осознала, что практически голая. На ней была рваная комбинация, через которую отлично просвечивало нижнее белье, и ей стало стыдно. Она запахнулась в куртку, сморщившись от боли, и резко воскликнула:
— Нет! Джонни, на мне же только… комбинация… Ты в своем уме, кретин?
Джонни ухмыльнулся, но глаза его светили грустью и заботой.
— Лив, глупышка, мы же друзья. Клянусь, я не буду смотреть как…
— Идиот?
— Как мужчина. Но зато смогу оказать первую помощь. — с легкой улыбкой добавил он.
— Ни за что!
— Так я и знал. — выдохнул он. — Ладно, едем к доктору.
Лив замотала головой.
— Джонни! Я не поеду к доктору! У меня дела! Я должна выяснить, кто убил мою сестру, и совершить устрашающую месть! Я сотру в порошок каждого, кто хоть как-то причастен к этой ночи…
Джонни покачал головой, нахмурился и взял Лив за руку, спокойно, но жестко заявив:
— Тогда едем к твоему отцу. Он должен все узнать первым.
Лив вздохнула. Она хотела ехать к нему меньше всего, потому что верила, что он и был причиной того, что на них с сестрой напали, но Джонни прав. Это Джессика. Его старшая дочь. Настоящая и преданная…
— Ладно. Поехали.
На великолепной черной «Инфинити» с толстенной броней и тонированными окнами охранники Джонни довезли его и все еще всхлипывающую и кутающуюся в его куртку Лив к ночному клубу «Иль чьело стелато» и ребята спокойно прошли в святое логово короля мафии Нью-Йорка.
Эйден сидел за массивным дубовым столом, курил сигару и копался в груде бумаг, переговариваясь с Брайаном, который расселся на кожаном диване в своем коричневом костюме и, тоже проглядывая какие-то записи, слушал указания босса.
— … и через неделю нужно собрать дань с владельцев по району. Если Келдонс опять не заплатит, придется натравить копов на его зоомагазин… — задумчиво говорил Эйден, глядя в отчеты.
Брайан кивнул и спокойно ответил:
— Да, но его зоомагазин — это отличное прикрытие для распространения амфетамина и марихуаны, и Келдонс связан с нашими поставщи…
— Тогда просто проучи его, Брайан. Я не спущу ему непослушание. — жестко ответил Эйден и в этот момент дверь распахнулась, и влетели Джонни и Лив.
— Джон? — удивленно проговорил Эйден, всегда относясь к нему как к родному сыну, и перевел взгляд на Лив. — Оливия? Что вы здесь… О, Господи, Оливия, ЧТО С ТОБОЙ??? — закричал он, кинувшись к дочери и усаживая ее на диван рядом с собой. Лив снова начала истерично плакать, не имея сил произнести это еще раз.
