Энн Стюарт - Холодный как лед
Женевьева, ни слова не сказав, исчезла, а Питер откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Он размышлял, нужно ли лишний раз предупредить «коллег» держаться от нее подальше. Он уже дал это ясно понять, но ему не приходилось много работать ни с Рено, ни с Хансом, и не было полной уверенности, что они последуют приказаниям. Их отделял лишь один шаг от наемных убийц, им не мешают никакие иллюзии, что они работают ради великой цели. Даже если лично он начинал в этом сомневаться.
Женевьева отнюдь не дурочка и не станет пытаться покинуть дом, бесцельно блуждая. Пока нет. Она будет собираться с силами, а Питер между тем будет делать все, что в его власти, чтобы последние два дня ее жизни прошли безмятежно.
Чуть погодя он услышал, как она вернулась, но не соизволил открыть глаза. Он ждал, что она отправится по коридору в предназначенную ей комнату, но вместо того почувствовал, как мисс Спенсер приближается к нему, и прибрежный ветер доносит до него ее аромат, что–то такое нежное, пахнущее цветами и женщиной. Глаза он открыл, когда она подошла близко. Он почти ожидал, что она будет размахивать каким–нибудь огромным ножом. Но нет, нож она спрятала под просторной футболкой, а в руках несла поднос с бутербродами и пивом.
Она присела рядом с ним.
– Вы издеваетесь, – моргая, промолвил он.
– Любой уважающий себя террорист должен поддерживать свои силы, – наставительно произнесла мисс Спенсер. – Кроме того, я еще не отказалась от надежды выторговать свободу Гарри.
– А заодно собственную?
– Само собой. А тем временем вам просто придется беспокоиться, а не отравлю ли я вас.
И с этими словами она исчезла в коридоре, удалившись на длинных великолепных ногах со смертельным ножом, спрятанным под одеждой, и будь она лет на десять младше, он мог бы поклясться, что она показала бы ему язык.
Женевьева тщательно обследовала комнату, игнорируя бледные приглушенные тона, отменного Ренуара на стене, который мог быть подлинным, бронзовую статуэтку балерины, возможно, руки Дега, скользящие двери, с залетающим через них карибским бризом, а сосредоточилась на том, что действительно важно.
Скользящие двери вели на балкон, с которого просматривалась каменистая часть побережья: если Женевьева умудрится без последствий спуститься с балкона, то, вполне вероятно, сломает себе шею на скалах. Ежели и там выживет, то еще водились акулы, сильные течения и блуждала парочка психопатов. Неудивительно, что Йенсен не удосужился закрыть ее.
Женевьева вытащила из–под футболки нож и сунула между матрацем и пружинами кровати королевских размеров, превратившую бы нормальную комнату в крошечное помещение. А для этого техасского замка такая кровать как раз пришлась впору. По крайней мере Йенсен понятия не имеет, что его пленница вооружилась. Пусть он считает, что она не нанесет вреда карманным ножом, но ему стоило дважды подумать насчет вот этого смертельного тесака для разделки мяса. Он очень острый, она даже палец порезала, пока обыскивала кухню. Вот так ее кровь, считай, и выбрала его. Женевьева сунула нож за пазуху и продолжила рыскать в битком набитом холодильнике. Если ей предстоит умереть, то хоть умрет сытой, подумала она. И больше не придется беспокоиться насчет своих лишних пятнадцати фунтов.
Был полдень – по большей части она судила по положению солнца – и Женевьева задумалась, чем же ей, черт возьми, заняться. Проглоченный ею махом огромный бутерброд на кухне плохо улегся в желудке, и в этом тропическом раю все вдруг стало казаться прогнившим и дурно пахнущим.
Не собирается она предаваться унынию, она еще выберется отсюда целой и невредимой да еще прихватит с собой Гарри Ван Дорна. Ей еще не выпадал шанс совершить что–то стоящее с тех пор, как она поставила крест на своих принципах и продала душу адвокатской клике «Роупер, Хайд, Камуи и Фредерикс». Может, настало время платить долги? Нельзя, чтобы Гарри Ван Дорна истребили как какого–то огромного тропического таракана по распоряжению невесть откуда взявшегося так называемого мистического комитета бдительности. Он выберется отсюда живым. Они оба выберутся. Она просто должна придумать как.
В Лондоне время подходило к полуночи, но рабочий день Изобел Ламберт далеко не закончился. Она недоверчиво уставилась на передатчик. Питер Йенсен, идеальный оперативник, во всех отношениях железный человек, отказывался выполнять приказ. Запрос директивы из Лондона. Неслыханно. Невообразимо.
Событие знаменательное.
Она беспокоилась о нем. Он способствовал дезертирству Бастьена из их рядов, и Питеру пришлось решать, не отвечал ли он за того в какой мере. Бастьен оказался настолько слаб, что позволил себе влюбиться. Мадам искренне сомневалась, что Питер Йенсен вообще способен на такую чувствительность.
Мадам это только на руку: не может она позволить себе потерять его прямо сейчас, когда столько жизней висит на волоске.
Но даже хорошо смазанный механизм может сломаться, роботы сходят с ума, и хотел Питер верить этому или нет, но у него имелась совесть, хотя и похороненная так глубоко, что трудно отыскать.
Кажется, эта самая совесть всплыла в неподходящий момент, но мадам Ламберт придерживалась твердого убеждения, что ошибки не было. Если Питер сомневается в приказах, то наверно прав, что задает вопросы по поводу них.
И за пять тысяч миль от места событий ей ничего не остается делать, как доверять ему.
Глава 8
К своему изумлению, Женевьева провалилась в сон. А когда проснулась, солнце стояло уже низко над горизонтом, и она никак не могла сообразить, где находится.
Пока не услышала со стороны дверного проема этот бесивший ее голос:
– Я–то думал, вы занимаетесь планированием своего побега, а не спите себе как ни в чем не бывало.
Она же закрыла дверь на замок. Женевьеве следовало бы знать, что дело бесполезное – в ней едва всколыхнулось легкое возмущение. Уснула она в одном из кресел и сейчас упорно глазела на мерцающую перед ней голубую воду, лишь бы не смотреть на Йенсена. Дом построили на возвышении, и вид с него открывался великолепный. Включая искусно замаскированную бетонную стену и чуть дальше кишащие акулами воды.
– Полагаю, что постучать вам даже в голову не пришло, – обманчиво мягким тоном сказала пленница. – Я, конечно, понимаю, что с моей стороны уж слишком нахально попросить вас позволить мне закрывать дверь, но могли бы и предупредить.
Йенсен вошел в комнату. Он принял душ и переоделся, а вот Женевьеве не за что было себя похвалить. В этот короткий промежуток времени тюремщик относительно потерял бдительность, и она могла бы сбежать. А вместо того уснула.
