Патрисия Симпсон - Потерянная богиня
— Таша, неужели то, что я написал тебе в музыкальной шкатулке, ничего для тебя не значит?
— Не знаю.
— А когда-то давно значило?
— Через несколько лет после твоего отъезда я решила, что мы были слишком юны и глупы для серьезных клятв.
— Ты и теперь так думаешь?
Она мигнула, не совсем понимая, о чем он ее спрашивает, и не решалась говорить о своих сокровенных чувствах. Большую часть своей жизни она скрывала от всех свои мысли и полагалась только на самое себя. Эту привычку трудно побороть. К тому же воскрешенные чувства к Джейби только усложнят и ее, и его жизнь, поскольку у нее есть карьера, а у него Кристин. Да и в ее чувствах больше из прошлого, из детства, где осталось все лучшее.
— Ты думаешь, мы были слишком юны для настоящей любви? — повторил он свой вопрос.
Она приказала себе не плакать и подняла на него глаза.
— Да. Мы были детьми.
— Но сейчас, когда я смотрю на тебя, когда я разговариваю с тобой, мне кажется, что мы не разлучались, что этих восьми лет вовсе не было.
Он словно угадывал ее чувства, ведь и ей тоже казалось, что они так же открыты друг другу, как тогда. Она всегда думала, что у них один мозг, одно сердце и должна быть одна жизнь. Но так она думала давно, и с тех пор прошла целая жизнь.
— Ты чувствуешь, что мы опять друзья? — сжимая ей руку, спросил Джейби.
— Нет, — тихо ответила она и высвободила руку. — Не чувствую. Слишком давно все было.
Он выпил виски, пораженный ее ответом.
— Неужели я так сильно изменился, Таша?
— Мы оба изменились. — Она поднесла стакан с молоком к губам и отпила, чтобы успокоиться. — Наши дорожки теперь уже не такие прямые и легкие, какими они были в детстве.
Он вздохнул, разочарованный ее ответом, а Таша забыла обо всем на свете, вновь увидев мужчину в твидовом пиджаке. В руках у него была свернутая газета, и он сел совсем рядом с ними.
— Опять он, — шепнула она, придвигаясь к Джейби.
— Кто?
— Тот мужчина.
Джейби посмотрел на него и нахмурился.
— Зачем мадам Хепере преследовать тебя?
— Не знаю. За мной все время следят.
— С того дня, как они поймали нас вместе?
Ташариана залилась румянцем.
— Да.
— Может быть, тебя охраняют от мужчин?
— Может быть.
Он криво улыбнулся.
— И что сделает мадам Хепера, если застанет тебя в столь подозрительном обществе в баре?
Ташариана опустила голову, не в силах произнести ни слова. Как он мог знать, что глубоко ранит ее своей иронией? Много лет назад ее жестоко наказали за то же самое — правда, он об этом не догадывается.
— Таша!
— Я должна идти. — Она встала. — Уже поздно.
— Подожди! — он схватил ее за руку. — Я тебя обидел?
— Нет.
— Я не хотел. Сядь, пожалуйста. Таша, ну пожалуйста!
Она смотрела на него, больше всего на свете желая быть с ним рядом и разговаривать, но только не о прошлом. Ей было трудно скрыть от него свои мысли, ведь он еще в детстве умел видеть ее насквозь.
— Возможно, у нас больше не будет случая поговорить наедине, поэтому, прошу тебя, посиди еще.
— Тогда говори потише. Я не хочу, чтобы нас подслушали.
— Хорошо. — Он улыбнулся, когда она села на стул. — Но ведь мы не говорили ни о чем тайном.
— Все равно, не надо, чтобы кто-нибудь узнал о моих планах, тем более госпожа Хепера.
— А какие у тебя планы? Что ты собираешься делать?
— Надеюсь заключить контракт с другой оперной труппой, — ответила она, радуясь, что они заговорили о ее карьере. — Найду агента и стану гражданкой США. Хочу начать новую жизнь… подальше от госпожи Хеперы.
— И от Египта?
— Другого пути нет. Я буду очень скучать по Каиру и по Нилу, но в Египте мне ни за что не избавиться от госпожи Хеперы.
— Поедешь в Нью-Йорк?
— Не сразу. У меня есть подруга в Филадельфии. Мы с ней вместе пели в "Аиде". Как-то раз мне удалось убежать ненадолго, и я рассказала ей о своих планах. Она предложила приехать к ней.
— И ты поедешь в Филадельфию?
— Да.
— Твоя подруга знает, что ты здесь?
— Еще нет. Я собиралась ей позвонить.
— А если ее нет дома? Если она на гастролях?
— Не надо… Тогда я остановлюсь в отеле.
— Тогда ты должна разрешить мне оказать тебе услугу. У меня тоже есть дом в Филадельфии, где я почти не бываю.
— Ты живешь в другом месте?
— В Балтиморе. Недавно я открыл там контору, а старую еще не успел продать. Поживи у меня. У меня уютный дом.
— Спасибо, Джейби, но…
— Никаких "но"! Я хочу тебе помочь. Кроме того, ты мне тоже поможешь, если немного поживешь в моем доме, а то ведь он стоит пустой и кто знает…
Из бумажника он достал визитную карточку.
— Вот, — сказал он, вписывая печатными буквами адрес. — Это в центре города. Тебе там понравится. Ключ в горшке с цветами около двери.
Она взяла визитную карточку.
— Ты адвокат?
Он кивнул.
— Адвокат… А я всегда думала, что ты выберешь какую-нибудь романтическую и опасную профессию.
— Ага. — Джейби опустил голову. — Мой отец тоже начинал юристом.
— Я помню.
— Мама очень хотела, чтобы я выбрал профессию отца. Мне ничего не оставалось, хотя я не очень увлечен юриспруденцией, но она так тяжело переживала гибель отца… Пришлось почтить его память.
— Ты не очень счастлив?
Он нахмурился.
— Сказать по правде, не очень.
— Почему бы тебе не сменить специальность?
— Слишком много лет ушло на образование. Не могу начинать сначала, когда ухлопано столько времени и денег.
— Ты еще молод. У тебя впереди вся жизнь.
— Знаю, знаю. У меня тоже есть кое-какие планы. Я занимаюсь физикой, когда могу улучить время. Ты же слышала жалобы Кристин.
— Но практику ты не бросишь?
— Нет. — Он вздохнул. — Я должен взять в свои руки фирму покойного мистера Петри.
— Почему именно ты?
— Потому. Я обязан ему. — И он улыбнулся, словно желая покончить с неприятным разговором. — Должен признаться, у молодого юриста куча всяких возможностей. Особенно здесь. Все считают, что мой английский выговор — признак интеллектуальности. Дураки.
— Думаю, в отношении тебя они не ошибаются.
Его глаза повеселели, когда он опять взглянул на нее.
— Спасибо. Круг Петри тоже не повредил моей карьере.
— У них большие связи?
— В Балтиморе это одно из самых старинных семейств. Я бы удивился, если бы Френсис Петри не была знакома с отцами-основателями Америки.
Ташариана негромко рассмеялась и только тогда поняла, что не смеялась уже много лет.
— А Кристин?
Она не хотела никаких недомолвок. Ей было важно знать, любит ли он ее и собирается ли связать с ней свою жизнь.
