Светлана Успенская - Посмертная маска любви
Флегматично хлопая слипающимися после бессонной ночи глазами, я механически перелистывал журнал учета, скользя мутным взглядом по зеленоватым страницам. Вдруг знакомое имя бросилось в глаза. Графа «фамилия владельца». Точно, «Толенков В.А., «ВАЗ-2109», 21.05.97–23.05.97. Замена игольчатого подшипника КП». КП — коробка передач, что ли? И подпись лица, выполнившего работу… Этим лицом был сам Эдик.
Я напряг всю свою память. Когда это было — 21.05? Ну-ну, так оно и есть, 21-е — вторник, 22-е — получается, среда. В среду, 22 мая, и убили Абалкина… А что делал в это время Толенков? Правильно, был на даче, сажал картошку. А как он мог попасть на дачу, если его машина была в ремонте?
Я задумался. Смутное беспокойство шевелилось во мне, как мышь в подполе. Наверное, мои домыслы ничего не стоят — на дачу можно отправиться и на электричке. Но неужели драгоценная картошка не может подождать и двух дней, пока машина не вернется из ремонта?
Узнать месторасположение деревни, где находится дача Толенкова, оказалось пустяковым делом — я наврал Божко, что Слава Бешеный мне срочно нужен, а в городе его нет, а потом сделал вид, что ехать раздумал.
А сам поехал.
Зачем я приперся в такую глухомань — даже я сам не понимал. Наверное, не давало покоя царапающее ощущение чужой лжи. Дом, стоящий над заросшим кувшинками прудом, с садом и зеленым забором, как описывал мне Божко, я нашел быстро.
Оставив такси поодаль, за пригорком, я прошелся пешком по деревне, стараясь не попадаться на глаза местным жителям. Вот и дом. Вот огород около дома, кусты смородины, клубника, малина — на даче Толенкова никакая картошка не росла!
Конечно, это ровным счетом ничего не значило. Абсолютно ничего не значило — кроме того, что алиби Славки украсилось маленьким вопросиком. Очень маленьким вопросиком, просто микроскопическим. Но само алиби никто не мог опровергнуть. Кроме, естественно, самого Толенкова.
Мы с Кэтрин становились все ближе друг другу. Нам было вместе хорошо, и мы встречались почти каждый день, то в каком-нибудь уютном кафе, то у меня дома, и иногда с трудом расставались под утро.
Когда Кэтрин приходила в мою квартиру, Норд, радостно повизгивая, выбегал ей навстречу и ластился, стараясь облизать широким шершавым языком все лицо. Я, в свою очередь, старался не отставать от него. Я тоже выбегал ей навстречу, и если бы у меня имелся хвост, то наверняка опередил бы Норда по частоте вращения этой частью тела. И конечно же я был бы тоже не прочь облизать Кэтрин все лицо, если бы она мне это позволила. Но в любом случае я не стал бы скрести задними лапами ковер и припадать на передние, призывая Кэтрин поиграть. И естественно, я ни за что не стал бы грызть ее туфли на остром каблуке — не тот у меня характер, не тот…
Откладывая от встречи к встрече, я все порывался в минуты откровенности рассказать ей о своем разговоре с Савоськиным, но что-то мне как будто все время мешало. Не хотелось вносить в наши отношения нотку подозрительности.
— Где же ты живешь? — спросил я ее, когда она уходила от меня, по своей привычке, поздно ночью.
— Снимаю квартиру. — Кэтрин назвала адрес и, выдержав паузу, спросила напрямик, мило коверкая предложение: — Ты хочешь быть у меня дома?
— Да, я хочу быть у тебя дома, — с легкой обидой произнес я. — Могла бы, в самом деле, и сама пригласить меня в гости, что ж мне приходится навязываться как последнему…
— Идем. — Она уже стояла в дверях одетая, позвякивая ключами.
— Прямо сейчас? — Я был удивлен. На улице гремела гроза, и, честно говоря, не хотелось вылезать из теплой постели.
Через полчаса такси остановилось перед обыкновенной шестнадцатиэтажкой в спальном районе. Мы поднялись на лифте и вошли в квартиру. Я вошел, благоговейно стараясь не дышать.
Стандартная однокомнатная квартира. Пишущая машинка «Оливетти» на столе, диктофон, фотоаппарат, початая пачка бумаги. В машинку заправлен лист. На нем начало статьи. Я наклонился и прочитал:
«More contacts with America.
By Katrin Mayflower, our Moscow correspondent.
History is a strange thing. Everything in it depends on the cosmic movement of the masses, yet in certain instances; so much depends on just one person, on his intellect, culture, inspiration and, above all, his innate intuition.
But I hope that the contacts between Russian Mafia and American merchant of «white lady» will bi interrupted by…»
Говорила мне мама в детстве: учи английский язык!.. Однако пару слов я все-таки перевел. Слова «Russian Mafia» в переводе не нуждаются, да и с «white lady» все ясно: «белая леди» — так называют героин в определенных кругах…
Вздохнув, я отошел от стола… Прошелся вдоль стены, задрав голову, рассматривал семейные фотографии. Вот Кэтрин с отцом и матерью, ей лет шестнадцать на снимке, совсем еще девчонка. Я исподтишка взглянул на нее. Пожалуй, она не слишком изменилась. Только вот лицо похудело и стало более строгим, но бутон полных губ остался таким же тугим, и глаза все еще сияют небесной синевой. А отец ее действительно похож на самурая — жесткий взгляд из-под хищных бровей, гладкие блестящие волосы, зачесанные назад, желтоватая кожа. Впрочем, Кэтрин, кажется, пошла в мать…
— Ты смотришь на моего отца? Думаешь, насколько я похожа на него? — Легкая рука незаметно опустилась мне на плечо, и я вздрогнул от неожиданности.
— Да, кажется, вы не слишком похожи…
— А вот посмотри, здесь мы играем в теннис. — Она протянула мне снимок в рамке.
Большой белый дом с плоской крышей, на заднем фоне — бассейн с прозрачной водой. Немолодая женщина в кресле-качалке, ноги укутаны пледом. А вот — Кэтрин, кепка надвинута на лицо, рука взметнулась, отбивая мяч, короткая юбчонка открывает загорелые ноги.
— Да у вас шикарная хата! — не сдержался я.
— Хата? — не поняла Кэтрин.
— Ну, дом… Дом отличный. — Я отложил снимок в сторону. — А более поздние фотографии у тебя есть?
— Поздние?
— Ну да, там где тебе лет двадцать три — двадцать пять…
— Зачем?
— Просто хочется посмотреть.
— Есть, но нужно искать. Свари пока кофе.
Я послушно отправился на кухню с тайным намерением узнать, чем питаются американские журналистки. Оказалось, что тем же, чем и все остальные. Да еще и плохо питаются, в холодильнике — голяк. Полбанки засохшего майонеза и три яйца с мятыми боками. Я вздохнул, разжиться явно нечем…
— Ты голоден? — спросила Кэтрин, входя на кухню. В руках у нее были снимки. — Извини, я дома бываю редко, питаюсь в «Макдоналдсе».
— По твоей фигуре не видно. — Наливая кофе, я удачно разродился комплиментом.
— Вот смотри, — сказала Кэтрин, подсаживаясь ко мне. — Это сафари в Кении. Я писала о национальном парке Амбосели, на границе с Танзанией.
