Анастасия Машкова - Поющая в репейнике
Блинова, схватившись за голову, стремительно покидает бухгалтерию.
Елена Стефановна в ужасе смотрит на Маню. Беззвучные слезы текут по ее багровым щекам.
– Манечка, да что же это такое? Да чем я ее обидела? Вот она, человеческая природа! У подруги горе, а она – стенка! Другая бы сказала: да гори она синим пламенем! Да чтоб все стенки мира взлетели на воздух, лишь бы Утинская моя не страдала. Так бы я сказала на ее месте, и не сомневайтесь.
Маня подходит к Утке, обнимает ее за плечи.
– Елена Стефановна, не обращайте на это ровным счетом никакого внимания. Ну, заплатите за грузчиков. Если она на принцип пойдет. А она может!
– Да с чего бы это платить?! Да как же? – трепещет Утка.
– Ну хорошо, не платите. Не общайтесь пока вовсе. Со временем все уляжется. Это же такие мелочи!
Но бабульки отнюдь не считают ситуацию со «стенкой в хорошем состоянии» пустяком. Блинова весь день дуется, молчит и бегает к Люсечке. Утинская на гневную подругу не смотрит и нарочито громко обращается к Голубцовой. С ней она и обедает. Блинова же со своими судками скрывается в приемной генерального.
Маня приносит из «Макдоналдса» гамбургеры, себе и Елене Стефановне, та аккуратно откусывает от булки, качает головой:
– И ничего в этих плюшках плохого я не вижу, да, Манечка? Это для Блиновой все, что не она приготовит, – тошниловка. Но вы попробуйте ее солянку! Это же не-при-лич-но! Лавровый лист, непроваренная капуста и дешевые сосиски из котят. Бр-рр!
– Милая Елена Стефановна, не посылайте негативных установок, – смеется Маня.
– Да, детка. Это верно.
Утинская косится на телефон – вдруг Бобочка прислал сообщение? Но опальный супруг молчит. Утка вздыхает и украдкой вытирает глаза крахмальным платочком.
* * *Павел Иванович Супин входит в больничную палату к генеральному.
– Ну как ты, Володя? – вкрадчиво спрашивает он, глядя на шефа виновато и участливо.
Владимир Федорович Бойченко – крупный седовласый мужчина, одутловатый, с капризным ртом и тяжелым взглядом – поворачивает к Полкану страдальческое лицо.
– Нормально, Паша. Нормально…
– Я вот апельсины принес. И молоко топленое. Вроде ты любишь…
Главбух неловко кладет на тумбочку пакет и садится на стул рядом с кроватью. Он с опаской косится на стальную жердь для капельницы. Как же Супин боится больниц и всех этих жутковатых аппаратов!
– Что ты выяснил? Ведь выяснил, я вижу.
Голос у генерального глухой, но властный.
– Да что там выяснять?.. Сопротивление бесполезно. Взялись за нас люди серьезные. Про таких говорят – отморозки.
– Да где мы им дорогу перешли? – взмахивает рукой Бойченко.
– Вова, если ты будешь нервничать и горячиться, я не скажу больше ни слова. Ни одна компания и ни один мерзавец не стоят нашей жизни.
– Это да, Паша.
Владимир Федорович откидывает одеяло с груди, дышит с усилием, открыв рот.
– Вчера, когда получше стало и врач веселый такой пришел, торжественный, как жених на венчании, я подумал, что вся эта возня вокруг нас яйца выеденного не стоит.
– Правильно подумал, Володя, – Супин кивает, будто заведенный.
– От тюрьмы и сумы не зарекайся – дело понятное, но я не смогу… я тюрьму не переживу.
– Об этом не может быть речи! – мотает головой Полкан.
– А что ты так суетишься? – Владимир Федорович смотрит на главбуха, недоверчиво прищурившись.
«Лазер, а не взгляд», – мысленно ежится Супин и отводит глаза.
– Не тебе одному в тюрьме прописываться неохота, – цедит он.
– Да, понятно, – вздыхает Бойченко. – Утром был адвокат. Все юлил, мялся. Дерьмо, а не люди эти законники. Главные бандиты. Не удивлюсь, если он в сговоре с этим, как его, чертовым Кашиным!
– Очень может быть. Очень, – с готовностью соглашается Полкан.
– Ну, а ты, верный мой оруженосец? Помнишь то дело с паромом в Гамбурге десять лет назад? И тогда ты меня спас. А ведь контрабанда, да еще такая – это не фунт изюма. Это верная смерть.
– Как забыть, Володя? Но тут ведь вот какое дело…
Главбух поправляет очки, дергает носом.
– Гамбург этот несчастный как раз и всплыл… Помимо налогов.
– Ка-ак? – рывком садится генеральный.
– Чи-чи-чи… Никаких резких движений. А то я уйду, не дожидаясь, пока меня метлой поганой твои врачи вытурят.
Бойченко откидывается на подушки, отдуваясь.
– Но ведь мы почти два миллиона долларов только на взятки раздали тогда! Ты клялся, что все похоронено раз и навсегда!
– Да, клялся. Но не представлял, что и мертвецов можно с такой легкостью откопать.
Владимир Федорович долго молчит, глядя в окно, за которым метель начинает хаотичную завораживающую игру. Мечущийся снег в тяжелых густых сумерках кажется пеной свежего прибоя, бьющего в стекло, налетающего с шумом и звоном на карниз.
– Люблю я зиму! Все ноют – слякоть, темень… А ты на Валдай поезжай! Надышись свежестью, чистотой, сугробами, небом ярким, как в раю. Которого нет… Уеду я, Паш. Кинут мне эти шакалы объедки – и уеду на Валдай. Знаешь, многое передумал. Всю жизнь переосмыслил на этой чертовой кровати!
Голос Бойченко прерывается.
«С такими “объедками” можно и не на Валдай. Можно и в Швейцарии воздухом свежим подышать», – злобно думает Полкан.
Но, сделав скорбную мину, берет давнего друга за руку.
– Ничего, Володя. Мы еще повоюем. Мы еще поднимемся. Не в таких передрягах бывали.
– Кстати, если уж о деле, – вдруг оживляется Владимир Федорович. – Ты пошукай там в интернетах, проконсультируйся с кем надежным – насколько сейчас рынок контактных линз кусается. Мне на прошлой неделе Витька звонил. Ну, тот, что в Азии бизнес толковый наладил с пестицидами. Так вот, он очень уговаривал все это порешать-обмозговать. Может, туда вложиться?
«Вот деляга непотопляемый!» – Супин смотрит на генерального обескураженно и вместе с тем восхищенно.
«Да ты и на линзах империю построишь. Вот только помогать я тебе, друг ситный, не буду. Хватит. Попользовался бессловесным Полканом. Линзы он продавать будет! А я в очках за пять тысяч перетаптываться. Рублей. Дудки!»
– Хорошо, Володь. Это я с радостью, – трясет руку начальника Супин. – Ты, главное, думай о хорошем.
– Ну ладно, что, когда они намерены подписывать продажу компании?
– Ох, дело не терпит, – сокрушенно опускает голову Павел Иванович.
– Что, даже из больницы выйти не дадут?! Осатанели, что ли?!
Голос Бойченко наливается недюжинной силой.
