Татьяна Устинова - Всегда говори «всегда» – 2
Они здорово напились, потом бродили по ночному городу и целовались. А ночью, в постели, после долгой и сумасшедшей любви, Грозовский заставил Надю поклясться, что она никогда не будет переходить дорогу в неположенном месте. И не просто поклясться, а на бумаге, в письменном виде.
За окном уже занимался рассвет, а Надя все писала свою клятву под его диктовку, пропускала слова, делала ошибки и хохотала, потому что клятву с ошибками и пропущенными словами он не принимал, и приходилось писать снова.
В общем, Надя не выспалась и теперь ходила по агентству, пьяная от любви и от счастья, не совсем понимая, что вокруг происходит и что ей нужно делать.
Она уже хотела было запереться в своем кабинете и самым наглым образом немного поспать, как вдруг заметила в коридоре Диму, который радостно обнимал высокую блондинку.
– Наташка! Где тебя носило?! Три года! – Он расцеловал блондинку в обе щеки и в нос. – Нет, погоди – четыре! Четыре года ни слуху ни духу!
Наталья потрепала его по щеке.
– Не ври, Димка, я тебе писала.
– Писала! Две с половиной открытки за четыре года!
– Опять врешь! Письма я писала, а не открытки! Ты ужасный врун, Димка! Но все равно я по тебе жутко соскучилась! Иди, целовать буду!
Наталья притянула Грозовского за уши и зацеловала лицо.
Она была самый что ни на есть формат – длинноногая, с узкой талией, высокой грудью, пухлыми губами. Высший класс…
Димка ничуть не сопротивлялся ее поцелуям! Наоборот, подставлял лицо, а потом весело огляделся по сторонам и, не замечая Надежды, сообщил всем невольным свидетелям:
– Это сокурсница моя! А вы что подумали? – И, обняв Наталью, затолкал ее в свой кабинет. – Давай, заходи. Сейчас запремся с тобой и нацелуемся досыта.
Так и не заметив Надежду, Грозовский захлопнул дверь почти перед ее носом.
Во рту у нее пересохло.
«Можно батальон сформировать из невест…»
Надя вдруг пожалела, что вчера «бээмвуха» ей ничего не сломала.
Подошла Дарья и мягко, вкрадчиво пропела:
– Однокурсница?.. Ну-ну… Впрочем, возможно, и однокурсница… в том числе…
Надя дернулась, отстранилась, хотела послать Дарью подальше, но язык словно к небу прилип.
Дверь кабинета Грозовского распахнулась, едва не ударив Надежду по носу, вывалился Дима в обнимку с Натальей и, что-то шепча ей на ухо, пошел к выходу.
Интересно, если бы она, Надя, погибла вчера, он сегодня точно так же целовал бы и обнимал однокурсницу?..
– Да не расстраивайся ты так, – легко толкнула ее в плечо Дарья. – Ерунда все это. Привыкнешь.
– Ты о чем? – посмотрела на нее в упор Надежда. – Если о своих художествах, то у нас вахтер в общежитии лучше рисовал. В сортире место твоим художествам.
И все-таки, несмотря на неожиданное хамство Кудряшовой, день определенно удался. Вернее, именно потому, что день удался, Кудряшова и нахамила.
Дарья довольно потянулась, глядя вслед Надежде, и пошла на ресепшн – кофе попить, с девчонками поболтать, – сегодня можно уже и расслабиться.
У стойки ресепшн маялась какая-то плохо одетая девица.
– Простите, пожалуйста, – промямлила она, обращаясь к охраннику, – это агентство «Солнечный ветер»?
Охранник молча кивнул.
«О господи, очередной самородок из Мухосранска, что ли?» – всерьез озаботилась Дарья, рассматривая стоптанные туфли девицы и видавшую виды сумку.
– А вам кого? – высокомерно поинтересовалась Даша у предполагаемого самородка.
– Вы не подскажете, как мне Громову найти? Ольгу Громову.
– А зачем она вам?
– Вы ее знаете, да? – обрадовалась девчонка.
– Предположим, знаю.
Может, не следовало признаваться? Сейчас Громова возьмет эту замухрышку под свое крылышко и…
Девчонка вцепилась в ее руку и затараторила, будто боялась не успеть все сказать.
– Вот хорошо, а то я не уверена была… По старому адресу нет никакого агентства. С таким трудом узнала, куда оно переехало… Нашла, но не уверена была… Меня Люда зовут.
– Так, короче! Громова вам на какой предмет нужна? – Даша выдернула свою руку из цепких пальчиков.
Люда, смутившись, глянула на дверь, словно решая – не удрать ли, – но вдруг решительно выпалила:
– Она не мне нужна, а одному человеку! Мне она не нужна, я таких, как она, вообще презираю!
– Ого! Не слабо! Это за что же?
Дарья ласково взяла Люду под локоток и увела в угол, в курилку. Похоже, разговор предстоит не для чужих ушей. И кажется, удачи этого дня еще не закончились.
– Громова бросила одного человека… А он ее любит и жить без нее не может! В нем никакой жизненной силы нет. И профессор говорит, и врач палатный, что в нем совсем нет к жизни желания, понимаете? У него ранение тяжелое, а она… Громова эта бросила его! Я таких, как она, много перевидала… У нас госпиталь военный. Много тяжелых. А такие, как Громова, они, пока парень здоровый, и любовь с ним крутят, и замуж собираются, а как он сляжет с тяжелым ранением, так и нет их…
– Вы кто? – прервала ее Дарья.
– Медсестра.
– Понятно. А этот, тяжелораненый, он кто?
– Кравцов Дмитрий Иванович. А вы его тоже знаете?
– Нет, не знаю. Но телефон Ольги дать могу. Записывайте.
Люда выудила из сумки замызганный карандаш и бланк рецепта.
Нет, определенно удача улыбнулась Дарье ослепительной голливудской улыбкой.
* * *Стрелка спидометра приближалась к отметке сто, и это была непозволительная для города скорость, но Ольга, видя плотно сжатые губы и жилку, пульсирующую на виске Сергея, не решалась ему ничего сказать.
Впрочем, когда стрелка все же легла на сотню и задрожала, готовая двинуться дальше, Ольга все же сказала:
– Сереж, сбавь скорость…
Он послушно нажал на тормоз, и спидометр так же послушно отреагировал, показав скорость шестьдесят километров в час.
Ольга положила ладонь на его руку, державшую руль.
– Сереж, ну ведь ничего же не изменилось, – тихо сказала она. – Рано или поздно все равно бы нашелся подонок, который узнал о моем прошлом и попытался бы заработать на этом.
Сергей кивнул, но ничего не ответил. Рука его под Ольгиными пальцами была напряженная и прохладная.
Она знала – когда у него так холодеют руки и пульсирует на виске жилка, Барышев с трудом сдерживает бешенство.
Они подъехали к дому, поставили машину в гараж, зашли в гостиную, а Сергей все молчал. Ольга хотела включить свет, но он перехватил ее руку.
– Не надо.
Барышев подошел к окну. Его силуэт на фоне едва занимающегося рассвета выглядел могучим и грозным, как вулкан, готовый извергнуть лаву. Ольга почти физически ощутила, как ему тяжело сдерживать эту мощь в тот момент, когда ее попытались оскорбить и унизить.
– Подонки, – глухо произнес он, сжимая в ярости кулаки. – Они думают, что им все дозволено! Они думают, что я не могу им ответить! Сволочи! Я эту газетенку паршивую… – Он шибанул кулаком в стену. – Я эту мерзость!.. Я их уничтожу!
