Галина Голицына - Чудо в тапках
Нет, я вообще-то готовить очень люблю. В этом процессе для меня есть определённый момент творчества. Уж во всяком случае, готовить я люблю гораздо больше, чем мыть посуду или окна. Но если всё время заниматься одним и тем же, даже любимое дело рано или поздно превратится в каторгу!
Поставив вариться нежно любимую братом гречневую кашу, я полила пахучим подсолнечным маслом квашеную капусту, нарезала туда зелёного лучка. Здоровая еда, витаминов – море, а как вкусно!..
Когда каша сварилась, я позвала братишку к столу. Даже два раза звать пришлось. Еле-еле от экрана его оторвала!
За столом мы так разговорились, что совсем забыли о времени. Поздний обед плавно перетёк в ранний ужин. Потом мы заварили чай и ещё долго, до самой темноты болтали и болтали, всё никак не могли наговориться, как будто сто лет не виделись.
В принципе, если учесть, что мы всю свою жизнь стараемся не расставаться больше чем на пару дней, надо признать, что неделя – срок очень большой. Не всегда жизнь складывается так, как нам хочется, но мы стремимся в разлуке быть как можно меньше. Конечно, мы виделись на неделе, но недолго и как-то украдкой, а это совсем не то, что неторопливое общение в домашней обстановке.
Я подробно рассказала брату о киллере, которого я, по выражению нашей доблестной милиции, «контузила веником». Федька так хохотал, что на глазах у него даже слёзы выступили. Потом я подробно описала взаимоотношения внутри этой странной троицы: Кирилл, Олимпиада, Игнат. Мы стали судить да рядить, кто там что хочет выиграть, а кто чего боится, и к чему эти игры могут привести, и чем всё может закончиться. Хорошо, если свадебным пиром. А если поминальной трапезой? Вот этого мы не желали никому из них. Придумывали, как можно ситуацию разрулить. Даже схемы на листочках чертили. Насмеялись до упаду!
Так суббота и прошла. Разошлись мы с Федей поздно, я моментально уснула и всю ночь во сне мучительно разбиралась в хитросплетениях чужой любви. Вот уж радость, в самом деле…
В воскресенье мы с Федей прошлись по посёлку, подышали чистым деревенским воздухом, посидели у пруда. Солнце припекало будь здоров, но купаться мы не решились. Всё-таки места у нас довольно северные, и в середине июня вода ещё не прогревается до температуры парного молока, а значит, во время купания можно здорово простудиться, а кому же охота?
Во второй половине дня я снова отстояла вахту у плиты, наготовила братику побольше еды и пораньше легла спать. Ехать в город в воскресенье вечером я не решилась. Вдруг Липочка ещё не уехала? Испорчу людям всю малину… Уж лучше поехать в понедельник рано утром, чтобы уж наверняка…
Поэтому спать я легла ещё засветло, чтобы не проспать.
Утром Феде тоже надо было ехать в город, так что дорога за приятной беседой пролетела незаметно. На вокзале мы расстались. Он поехал по своим делам, я же направилась к Игнату.
Игнат открыл мне дверь, зевая и почёсываясь. Именно так он вёл себя в день нашего знакомства, когда я впервые пришла сюда. Совсем плохо у человека с манерами…
– Ты так рано? – удивился он, когда как следует отзевался.
– Первой электричкой приехала. Липа здесь ещё?
Больше всего я боялась, что Игнат скажет, что никакой Липы здесь не было и никогда не будет, но он только пожал плечами:
– Вчера ещё уехала.
Меня так и подмывало спросить, как прошло свидание и когда будет следующее, но я сдержалась. В конце концов, всяк сверчок знай свой шесток! Это их отношения, их личное дело, а моё дело – дом вести.
Я заступила на вахту, а Игнат уехал на работу.
Где-то в районе полудня зазвонил телефон. Я подумала, что опять предстоит готовить ужин на всю компанию, и со вздохом сказала в трубку: «Алло». Трубка тоненько всхлипнула, а потом Маниным голосом попросила:
– Анечка, можешь сейчас прийти к нам?
– С Сашуркой что-то случилось? – забеспокоилась я.
– Да, случилось, – ещё раз всхлипнула Маня и отключилась.
Господи, что там ещё? Что может случиться с грудным ребёнком? И почему в таком случае зовут меня? Логичнее было бы вызвать «скорую помощь»…
Я заперла дом, поставила на сигнализацию и полетела быстрее ветра к Марии. Собственно, всего полёта – через улицу перелететь…
Маня ждала меня на крыльце. Молча взяла за руку и повела в дом.
– Что с девочкой? – выкрикнула я.
– Спит она сейчас. Тихо, – приложила няня палец к губам.
Повела меня на кухню, усадила за стол, сама достала банку с молотым кофе, не спеша насыпала его в джезву, залила кипятком из электрочайника, поставила на огонь…
Я как завороженная следила за её плавными движениями, ничего не понимая. Потом очнулась:
– Что, всё обошлось?
– Нет, всё очень плохо.
– Так «скорую» же надо вызывать, что ты сидишь?
Маша уставилась на меня, как на ненормальную:
– При чём здесь «скорая»?
Кофе вскипел и даже чуток выплеснулся из кофеварки. Маша выключила газ, всё так же не спеша разлила напиток по чашечкам, подвинула мне изящную сахарницу, с горкой наполненную коричневым сахаром, и только после этого грустно сказала:
– Осиротела Сашурка.
И горько заплакала.
Я потрясённо смотрела то на плачущую Машу, то в окно. Ну, что тут скажешь…
Минуты через полторы, дав ей выплакаться, я осторожно спросила:
– А кто из родителей умер?
Она глянула на меня квадратными глазами, замахала руками, как ветряная мельница, и залилась пуще прежнего.
– Что, сразу оба? – округлила я глаза.
Надо же, несчастье какое… Ребёнок ещё, можно сказать, только-только вылупился, жить ещё не начал, а уже – сирота… Вот как в жизни всё непредсказуемо!
Схватив со стола бумажную салфетку, Маша промокнула глаза, а в следующую салфетку высморкалась.
Потом, швырнув смятые комочки в мусорное ведро, хмуро посмотрела на меня и хрипло сказала:
– Что ты буровишь? И повернулся же язык… Смотри, ещё накаркаешь!
Я хлопала глазами:
– Я буровлю? Ты же сама только что сказала…
– Что я сказала? Я разве сказала, что кто-то умер?
– Ты сказала, что Сашка сиротой осталась!
– А, ну это так, образно… Мама наша, фотомодель грёбаная, сегодня утром в Париж укатила!
– Ну, дай бог ей счастливо долететь, – пожала я плечами. – Ты-то что так убиваешься?
– Так она же укатила на неопределённый срок! Я спросила, вернётся ли она к Новому году, а она мне так, между делом: там видно будет. А сама в глаза не смотрит. Ясно, что не вернётся. Бросила она Сашеньку, совсем бросила! – снова заголосила Маня.
Я перевела дыхание:
– И это всё? Из-за этого ты так голосишь, как заправская наёмная плакальщица?
– Мне ребёнка жалко! – заливалась Машка. – При живой матери сиротой быть…
