Дьюи Вард - Замок в лунном свете
— О вашей собаке.
— Правильно, правильно! — совсем не к месту воскликнула женщина, разговаривавшая со Сьюзен.
Подруга с готовностью поддержала ее.
— Не собака — волк! С тех пор, как этот пес появился в городе, я боюсь выйти на улицу. Миссис Лоуден рассказывала мне, как это чудовище хотело наброситься на ее девятилетнего сына!
— Он никому не сделал ничего плохого! — я едва не плакала. — И вы это прекрасно знаете!
— А Олли Сондерсон? А Джордж Джонсон?
— Он не нападал на них, — мои пальцы сами сжались в кулаки.
Шериф взял меня за руку.
— Не волнуйтесь, Морин. Идемте со мной, мы спокойно все обсудим. Я только взгляну на собаку и сам вынесу решение.
Его рука в перчатке крепко сжимала мой локоть.
— Кажется, мне больше ничего не остается, — покоряясь неумолимой судьбе, я кивнула на прощанье Бенни, застывшему у полки с мылом и шампунями, и вместе с Фостером вышла из аптеки. Перед входом стояла патрульная машина. Ключ от зажигания торчал в панели, тихо урчал мотор.
— Готова поклясться, что вас попросила моя бабушка.
— Она только посоветовала мне взглянуть на вашу собаку. Ответственность за ее поведение, как и за остальное имущество «Хогенциннена»…
— Барон находится не в «Хогенциннене»!
— Это не меняет дела, Морин. Люди его боятся. У меня в офисе телефон не умолкает ни на минуту.
Машина затормозила перед входом в гостиницу. Мы вышли, поднялись по ступенькам. Услышав мои шаги, за дверью громко залаял Барон.
Я долго не могла попасть ключом в скважину, так дрожали руки. Отобрав у меня ключ, шериф, сам открыл дверь. Барон навострил уши и настороженно поглядывал на незнакомца.
— Сидеть, Барон, — быстро сказала я. — Сидеть!
Пес сел, вызвав натянутую улыбку у шерифа.
— Гм, неплохо, вы его выдрессировали, — протянув руку, он погладил пса по голове. Барон молчал. Шериф потрепал его за шею, дотронулся до уха.
Барон зарычал.
— Смотри-ка, собачка с характером, — Фостер отпрянул, нехорошо усмехаясь.
Я опустилась на колени и осмотрела ухо Барона. Снаружи ничего не было заметно, но из ушной раковины выкатилась капелька крови.
— Вы нарочно ранили его чем-то, чтобы разозлить, — я с гневом повернулась к Фостеру.
— Выбирайте выражения! Если его укусила на улице какая-нибудь муха, при чем здесь я? — возмущение шерифа было слишком наигранным.
Я зарылась лицом в длинную шерсть Барона и заплакала. Они опять победили; сила была на их стороне.
— Ни я, ни вы не можете самостоятельно решать, что делать с собакой. Я должен отвезти ее в Гейнсвилл, к ветеринару. Возможно, все дело в пораненном ухе, которое ее раздражает и делает злобной.
Он встал и направился к двери.
— Отведите собаку в мою машину, Морин. Я сейчас же еду в Гейнсвилл.
— Я поеду с вами.
— Не стоит. Если в дороге он вздумает зарычать, я не из пугливых. Думаю, ветеринар решит все проблемы, и сегодня же вечером вы получите вашего любимца обратно, в целости и сохранности.
— Но я должна ехать с вами! — я разрыдалась. — Должна!
Шериф осмотрел меня с головы до ног, добродушное выражение исчезло с его лица.
— Надеюсь, вы не станете оказывать мне сопротивление, Морин, — проговорил он с угрозой.
Я покачала головой. Бороться было бессмысленно, я проиграла.
— Нет, я просто беспокоюсь за свою собаку.
— Не вижу для этого никаких причин.
Барон взглянул на меня, словно спрашивая разрешения.
— Иди, мой маленький.
Мы спустились к машине. Шериф открыл дверцу, Я подтолкнула Барона, и он взобрался на заднее сиденье, провожая меня взглядом. Он не понимал, почему я не еду с ним.
Фостер обошел машину; тяжело пыхтя, уселся за руль.
Я не видела, как он уехал. Бросилась в свою комнату, упала на постель и разрыдалась.
Глава семнадцатая
Доктор Питерс заканчивал прием. Под деревьями, где я стояла, был темно, однако глаза постепенно привыкли к сгущавшемуся полумраку. Из дверей дома один за другим вышли четыре посетителя; последней, пятой была молодая женщина с ребенком. Свет в приемной погас. Выждав для уверенности еще четверть часа, я перешла дорогу и постучала в дверь. Никакого ответа. Может быть, меня не услышали?
В этот момент свет снова зажегся, щелкнул замок.
— Доктор Питерс… — пролепетала я.
Ничем не выдавая своего удивления, он буднично, словно давно ожидал моего прихода, произнес:
— Пожалуйста, пожалуйста, проходите, мисс Томас.
Через приемную мы прошли в рабочий кабинет. Меня била нервная дрожь, однако я быстро успокоилась, опустившись в массивное кресло перед письменным столом. Что поделать; последние два года я чувствовала себя гораздо увереннее в кабинетах врачей, нежели в обычных домах.
Доктор Питерс сел напротив, внимательно оглядел меня, но не стал задавать никаких вопросов.
— Простите, если я причиняю вам беспокойство, доктор. Я не знаю, что делать… Наверное, вам следует направить меня в клинику.
Мои слова, казалось, нисколько его не удивили.
— Что заставляет вас так думать?
— Я не могу больше оставаться у Фармеров. Мэри совсем больна, а Пит… — спокойствие оказалось обманчивым; помимо моей воли голос снова сорвался. Из горла вырвался сдавленный крик. Прошла целая вечность, прежде чем я смогла продолжать. — Пит не сможет противостоять старухе. Она сломает его. И Дэйва Эндрюса тоже. И вас, доктор. Она расправится со всеми, кто на моей стороне. Я знаю… Это она убила Сэма…
— Каким образом? — спокойный голос Питерса доносился словно сквозь пелену.
— Не знаю. Я так любила его. — Я заплакала. — Теперь его нет в живых… Сделайте мне укол, пожалуйста. Я забыла взять таблетки…
Он встал и подошел к стеклянному шкафчику. Глядя ему в спину, я продолжала говорить, сбивчиво, нервно:
— Ее рассердило то, что я посмела уйти из «Хогенциннена», да еще прихватила с собой Барона. С Бароном она уже расправилась, и это только начало. Теперь она будет убирать всех, кто пытается мне помочь. Вы ведь совсем не знаете ее. Благодаря ей я потеряла всех, кого когда-то любила. Сначала это был маленький пони. Потом Сэм. Мать, отец. Сегодня — моя собака. И меня она тоже растопчет, я ничего не смогу сделать. Наверное, будет лучше, если вы отправите меня в клинику, как она хочет. Там я, по крайней мере, не буду ни о чем беспокоиться…
Задохнувшись рыданиями, я замолкла. Словно в тумане я чувствовала, как мне заворачивают рукав, потом легкий укол.
— Сейчас вам станет лучше, Морин. Вы позволите мне называть вас по имени? — он вложил в мои пальцы кусочек ваты, прижал к предплечью, куда был сделан укол.