Нина Стожкова - Зло вчерашнего дня
— Удивительная женщина! Просто Жанна д_к наших дней! — восхитился Михаил Соломонович. — Не идет за толпой, а зовет ее за собой. Вся ее жизнь — вечный вызов властям в мире пошлости и чистогана. Она, не сомневаюсь, и с инквизицией в дискуссию вступила бы, как Жанна.
— Ну, знаешь… Сравнить пенсионерку с Пречистенки с Орлеанской девой… Это уже слишком! — усмехнулся Викентий и снисходительно похлопал приятеля по плечу.
Однако Михаил Соломонович сделал вид, что не заметил иронии. Он думал о чем-то своем и не был настроен спорить. Гость простился с обитателями усадьбы и, насвистывая Брамса, неспешно двинул к калитке.
— Постойте! — внезапно окликнула его Лина. — Михаил Соломонович, подождите меня, пожалуйста!
«М-да, день, кажется, удался. Неужели она тоже хочет дать денег на ремонт храма?» — с надеждой подумал Михаил Соломонович, тормозя возле беседки. Деньги он всегда принимал снисходительно, словно делал жертвователю одолжение. Тогда и жертвователь не считал свою лепту чрезмерной, а, наоборот, стеснялся ее малости.
— Михаил Соломонович, вы моя последняя надежда, мне не к кому больше обратиться, — тихо сказала Лина.
— Слушаю вас, матушка, — проговорил Михаил Соломонович слегка разочарованно.
— У вас в храме, наверное, есть богатые прихожане? — после неловкой паузы решилась спросить Лина.
— У Господа все равны, — уточнил церковный староста. — Между прочим, церковь — самая демократичная организация в нашей стране. Она принимает всех — и бедных, и богатых, и больных, и здоровых.
— И все-таки… — не отступала Лина.
— Разумеется, у нас есть разные прихожане. В том числе и небедные, — осторожно уточнил Михаил Соломонович.
— А можно к ним обратиться с просьбой?… О помощи? — наконец выдавила из себя Лина заветный вопрос. И, стараясь не отвлекаться на эмоции и ненужные подробности, рассказала Михаилу Соломоновичу про «Веселых утят» и их невеселые проблемы.
— Видишь ли, матушка, — заговорил Михаил Соломонович, осторожно подбирая слова, — не согрешив, больших денег не заработаешь. Потому-то богатые люди так не любят делиться. Когда душа запродана, как говорится, оптом, отбирать ее назад по кусочкам, понятное дело, не имеет смысла. Неделю назад я уже исчерпал лимит благородства богатых господ. Не без труда выпросил у них немного денег на ремонт храма. Боюсь, счет из вашей детской студии в ту символическую сумму, какую они обычно выделяют на спасение души, не впишется. Впрочем, если представится подходящий случай… похлопочу о вашем деле, — поспешно пообещал собеседник, чтобы предотвратить дальнейшие уговоры и женские всхлипы.
И, церемонно приподняв соломенную шляпу, простился с назойливой просительницей и быстрым шагом отправился на станцию.
За суетой последних дней Лина как-то совсем позабыла про молодых влюбленных. А тут, плюхнувшись на скамейку под лиственницей, внезапно вспомнила о «боттичеллиевской» девушке с ясными глазами и волной золотистых волос.
«Наверное, Серафима уже покинула этот дом, — с грустью подумала она, — веселому ангелу не место там, где с немолодыми и неловкими людьми вечно происходит что-то неприятное, нелепое, омрачающее юную радость и оптимизм».
Но чьи-то прохладные ладони шаловливо закрыли ее глаза.
— Как хорошо, что вы вернулись! — внезапно защебетал звонкий девичий голос. Лина вздрогнула и обернулась. На нее, лучезарно улыбаясь, смотрела Серафима. В руке у девушки был мобильник, с которым она, похоже, не расставалась никогда. «Дивное видение» попросило жалобным голоском: — Останьтесь, пожалуйста, Ангелина Викторовна! А то Викентий Модестович совсем захандрил. С утра жаловался, все разъехались. И Валерия, и Марианна Лаврентьевна — у них даже в такую жару нашлись в городе дела поважнее, чем беседовать со стариком. А вы видите: без своих дам Викентий Модестович скучает — так же, как без острой кавказской кухни и видеокамеры.
— Мне кажется, что кроме вас, Серафима, ему теперь никто не нужен, — пожала плечами Лина.
— Что вы! Викентию Модестовичу постоянно требуется благодарная публика — зрители и слушатели. Как всякому творческому человеку, — рассудительно сказала Серафима. — В этом доме все от него отмахиваются. А ведь он такой, такой… Такой необыкновенный человек!
— Господи, уж не влюбилась ли ты в нашего патриарха? — оторопела Лина, на правах старшей переходя на «ты».
— Что вы, — обиделась девушка, — это совсем-совсем другое… Восхищение, обожание, благодарность… Вообще мне в этом доме живется как-то непривычно уютно и спокойно. Здесь столько умных и надежных мужчин, а меня мама одна воспитывала… Вот и Викентий Модестович — он же мне как старший друг, как учитель…
— Что ж, он интересный собеседник, — согласилась Лина.
— Ну конечно, он необычный, талантливый, образованный человек. Я очень уважаю его. А люблю я… Стасика. И вообще, он мой парень, вы же знаете.
— Стасик от тебя без ума, можешь не волноваться, да и все остальные в этом доме тоже, — улыбнулась Лина.
— Ой, хорошо, что мы с вами вспомнили про Стасика, он же меня давно возле калитки ждет! — спохватилась Серафима. — Я еще полчаса назад обещала рвануть с ним в лес на велике!
Подпрыгнув, девушка повисла на нижней толстой ветке лиственницы, а потом легко подтянулась на ней, как гимнастка. На тоненьких руках обозначились упругие мышцы.
— Десять баллов! — щедро выставила Лина высшую оценку.
Серафима, заразительно рассмеявшись, отпустила ветку. У нее зазвонил телефон, на экране высветилась алая роза на черном фоне.
— Это мама, — закричала Серафима и побежала за дом.
Ангелина подумала, что в ближайшие дни ее присутствие в этом доме будет не лишним. «Утята» подождут. В конце концов, у детей сейчас каникулы, а у педагогов — отпуск. Главное — помочь Люсе, которая все еще хромает и часто всхлипывает, что так не похоже на нее, наладить хозяйство без Олеси. (Кстати, спорая помощница их всех тут здорово разбаловала.) Мнительного «плейбоя»-разведенца Гарика тоже хорошо бы как следует встряхнуть, чтобы бесконечно не стонал. А еще — составить патриарху компанию за ужином вместо дезертировавших в самое неподходящее время Валерии и Марианны. Ох, не вовремя съехали дамы с дачи! А может, в свете последних событий подружки патриарха элементарно струсили? Как бы там ни было, он совсем увял без своего «гарема». Надо его хорошенько растормошить. Тем более что Серафима вдруг вспомнила о юном и ревнивом бойфренде и стала проводить со своим Ромео куда больше времени, чем с Викентием Модестовичем… А вот и патриарх, легок на помине!
— Катерина! — раздался капризный голос с балкона. — Свари мне, голубушка, кофе по-восточному. Ну, ты знаешь, как я люблю: четыре ложки свежемолотого кофе на турку, одна ложка сахара, да, и не забудь — с кардамоном! Как назло, мой неуемный внук утащил Серафиму на велосипедную прогулку. По такой-то жаре! Катерина? Ты что, меня не слышишь? Ты где? Куда запропастилась эта вздорная девчонка, черт возьми? — уже раздраженно крикнул Викентий Модестович с балкона. Но в доме никто не отозвался.
