Алисса Джонсон - Дерзкий поцелуй
— Более того, ваше поведение лишний раз докалывает, что вы — ограниченная и недалекая личность, которая не ценит того, что…
— Не двигайтесь.
— Что?
Сердце замерло у нее в груди, и взгляд ее заметался по сторонам, ища очередную змею. Она что же, уселась в самое их гнездо?
— Теперь моя очередь, — проговорил Мак-Алистер.
Не сводя с Эви своих темных глаз, он вплотную придвинулся к ней.
— Ваша…
Глаза у нее испуганно расширились, когда она поняла, что он задумал. У него на уме поцелуй. Он хочет поцеловать ее. На своих условиях.
Сердечко ее словно сорвалось с цепи и застучало, как сумасшедшее.
Бережно взяв ее за руки, он положил их на землю и прижал. Подавшись вперед, он приблизил свое лицо к ней, так что она ощутила тепло его дыхания.
— Не двигайтесь, — хриплым шепотом повторил он.
Эви кивнула. Во всяком случае, талей показалось.
А потом он поцеловал ее, и все мысли вылетели у нее из головы. Она не хотела, чтобы все получилось именно так — то есть, чтобы в голове у нее образовалась звенящая пустота. Она хотела сосредоточиться, запомнить, запечатлеть в памяти каждую минуту, каждую секунду, каждый удар сердца, пока будет длиться поцелуй. Всего мгновение назад это казалось ей жизненно важным. Но теперь, когда его губы слились с ее, чувственное наслаждение победило разум — его запах, вкус, жар у нее внизу живота, когда он, в свою очередь пробовал ее на вкус, — и она страстно желала лишь одного: поцеловать его в ответ.
Ее ладони по-прежнему оставались прижатыми к земле. Ей хотелось коснуться его, притянуть к себе, настоять на своем, но он не давал ей пошевелиться, бережно лаская ее губы своими.
— По-моему, — прошептал он.
Он вновь коснулся ее губ и поцеловал ее с невероятной нежностью, вдруг отстранился на мгновение, почти оторвавшись от нее, но только затем, чтобы опять вернуться. Он целовал ее так, как если бы хотел проверить, насколько она была хрупкой… или опасной.
У нее не было сил пошевелиться, ей не оставалось ничего иного, кроме как позволить ему продолжать свое бережное изучение, пока Эви не показалось, что она сойдет с ума, если не получит большего.
Он лишь хотел узнать, какая она на вкус, и ничего более.
Именно это говорил себе Мак-Алистер, когда заключал пари, и в этом поклялся, когда взял руки Эви в свои и склонился к ее губам. Но после первого же прикосновения, головокружительного ощущения настоящей Эви, он был вынужден признать то, что в глубине души сознавал с самого начала: это обещание он сдержать не сможет.
От одного только намека на близость, от ее легчайшего запаха и мимолетного прикосновения к ее губам в ушах у него зашумела кровь, а в сердце вспыхнуло желание. Перед глазами беспорядочно поплыли эротические видения: его пальцы у нее в волосах, у нее на талии, у нее под юбкой. Эви касается своими руками его лица, его спины, его кожи.
То, что он прижал ее руки к земле, не давая возможности оттолкнуть, не было поступком мужчины, стремящимся овладеть женщиной силой. Это был поступок мужчины, который боится той власти, которую имеет над ним эта женщина. Легчайшего прикосновения ее пальцев оказалось бы достаточно, больше чем достаточно, чтобы самообладание изменило ему. А он отчаянно стремился сохранить остатки выдержки и умения держать себя в руках.
Еще один раз вдохнуть ее запах, всего один раз ощутить ее вкус… и он заставит себя остановиться.
Его язык коснулся ее. Это была пробная попытка, робкая и смелая одновременно, но этого оказалось достаточно, чтобы кровь вскипела у него в жилах, а в висках застучало желание обладать по, заглушая все остальное.
Но вслед за желанием пришел страх.
Он заставил себя испуганно отпрянуть от нее, схватив Эви за плечи в попытке удержать или, скорее, оттолкнуть. Потом он сообразил, конечно, что жест его был бессмысленным, поскольку она и так сидела на земле, причем совершенно неподвижно. Но сейчас, тем не менее, ему представлялось необходимым удерживать ее от себя хотя бы на расстоянии вытянутой руки.
— Довольно.
Даже он сам вынужден был признать, что голос его прозвучал хрипло и напряженно. Эви медленно распахнула глаза.
Довольно? Как может быть этого довольно?
«Ведь можно же пойти дальше, не так ли?» — смятенно думала она, пока душа ее парила в нескольких футах над телом. Да, разумеется, можно сделать еще многое. Она слышала, как проститутки описывали это самое «многое» в самых недвусмысленных выражениях. В то время их эпитеты представлялись ей неясными и туманными, но сейчас, решила она, они обрели вполне… конкретный смысл.
— Вы разве не хотите большего?
Не успели эти слова сорваться с ее губ, как здравый смысл обрушился на нее, заставляя сгорать от стыда.
— Я не хотела… я н-не могу… — Она прикусила кончик языка. — Не могу поверить, что это сказала я.
Пусть даже ей до смерти нужно было услышать его ответ. Настоящая леди не имеет права говорить такие вещи. Хуже того, они очень сильно походили на мольбу.
Мак-Алистер отпустил ее и выпрямился, и от внезапно возникшей дистанции между ними ей стало холодно, хотя ночь была теплой. Она отчаянно старалась найти нужные и правильные слова, которые могли бы нарушить молчание, которое казалось ей неловким и тягостным. Но он лишь отвернулся и отошел от нее на несколько шагов, в сторону их припасов, прежде чем она сумела придумать что-либо.
Эви встала, глядя на него. Наблюдать за Мак-Алистером она могла и сидя, но при этом возникало странное ощущение, будто она была вещью, отброшенной за ненадобностью, тогда как он, похоже, хотел лишь повернуться спиной и побыстрее забыть о ней.
Мак-Алистер вынул из седельной сумки самое толстое и мягкое одеяло и принес его ей.
Эви машинально протянула руку.
— Я думала, что проиграла пари, и лучшее одеяло мне не достанется, — негромко сказала она.
— Нет, вы всего лишь потеряли возможность выбирать. Ложитесь спать.
Вот, значит, как? После того, чем они только что занимались, после всего, что она успела почувствовать? Эви с трудом проглотила комок в горле.
— Если вы сердитесь…
— Я не сержусь, — хрипло ответил он.
— В таком случае, если вы…
— Нет.
Недоумение превратилось в раздражение.
— Откуда вы можете…
— Оставим это, Эви.
Она гневно фыркнула:
— Для человека, который разговаривает так мало, вы очень любите перебивать других.
— Для разумной женщины, какой вы себя полагаете, вас приходится перебивать чересчур часто.
Разинув рот, она с негодованием уставилась на него.
— Что вы о себе возомнили?
