Сандра Браун - Переходя все границы
Тревор завел двигатель и спросил:
— Не хочешь ли поехать куда-нибудь съесть десерт?
— Вспомнил то вишневое пирожное?
— О да. — Помолчав немного, он предложил: — Может, кофе?
— Лучше не надо.
— Тогда чего-нибудь покрепче?
— Спасибо, Тревор, но мне пора домой.
— Верно.
В его голосе слышалось разочарование. Конечно же, она заблуждалась. Он, должно быть, не меньше ее рад, что вечер почти закончен.
На обратном пути они мало говорили, поэтому барабанная дробь дождя по крыше машины и ритмичное шуршание стеклоочистителей казались особенно громкими.
Тревор не привык держать руль обеими руками. Девой он управлял автомобилем, в то время как правая все время пребывала в движении. Сначала он прибавил громкости радио, но мгновением позже убавил почти до нуля.
Затем потянулся к термостату.
— Тебе удобно?
— Да, все в порядке.
Правая рука его продолжала совершать разнообразные движения. Вот он положил ее себе на шею и стал растирать ее. Затем откинул волосы со лба. Снова прибавил звук радио. Наконец, он положил руку на сиденье.
Между ними.
Краем глаза Кайла следила за его рукой, словно она представляла для нее смертельную угрозу.
Что, если она медленно потянется к ней? Стоит ли в этом случае что-нибудь сказать?
Что, если Тревор возьмет ее за руку? Стоит ли позволить ему это?
Что, если он станет гладить ее бедро? Стоит ли хлопнуть его по руке?
Сердце ее неистово колотилось, ладони вспотели и стали липкими. Никогда еще дом, в котором она жила со своими родителями и сыном, не казался ей таким притягательным. Его рука не предприняла никаких поползновений в ее сторону, а лишь повернула ключ зажигания, заглушив двигатель.
— Сиди и не двигайся, — приказал Тревор, когда Кайла потянулась к дверной ручке. — У меня есть зонт. — Он запустил руку на заднее сиденье и нащупал зонт. При этом полы его пиджака распахнулись, явив ее взору мускулистую грудь, обтянутую тонкой тканью рубашки.
Он выбрался из салона и, раскрыв зонт, удерживал его над их головами, помогая Кайле выйти.
Она не могла бы точно ответить, как это случилось. Может быть, они просто прижались друг к другу под куполом зонта, чтобы не намокнуть. Как бы то ни было, каким-то образом, ступив на асфальт, она оказалась стоящей очень близко к нему. Настолько близко, что их тела почти соприкасались.
Инстинктивно Кайла запрокинула голову, а Тревор приблизил к ней лицо. Левой рукой он держал зонт, правой обнял ее за шею.
Сначала она ощутила щекочущее прикосновение его усов, затем его теплые губы на своих губах.
«Боже, какое приятное ощущение».
Она поспешно отстранилась и опустила голову. Тревор убрал руку с ее шеи, но Кайла все еще чувствовала на коже отпечатки его пальцев, хотя его касание было легким и нежным.
Дождь изливался на купол зонта и мощным потоком стекал с его краев на землю. Под сенью этого скудного укрытия они стояли неподвижно, тихо и… по-прежнему очень близко.
— Прости, — наконец, произнес Тревор. — На первом свидании никаких поцелуев, да?
— У нас не свидание.
— Ах да. Вот черт. Я об этом забыл.
Они медленно зашагали по ставшей предательски скользкой дорожке к дому. Нигде не горело ни огонька. Когда они, наконец, достигли крыльца, Тревор закрыл зонт и с силой его встряхнул.
— Спасибо за вечер, Тревор, — сказала Кайла, потихоньку пробираясь к двери.
— Я знаю, что у нас не свидание.
Зонт выскользнул из его рук и, лениво повернувшись, с громким шлепком упал на крыльцо.
— Да, именно так.
— Верно. Мы согласились не считать нашу встречу свиданием, вот только…
— Что?
— Я не давлю на тебя. Не хочу, чтобы ты подумала, будто я настаиваю.
— Я так не думаю.
— Но… — Он сделал шаг ей навстречу. Затем еще один. — Скажи, что у нас было свидание.
— Да?
— Не могла бы ты…
— Не могла бы я что?
Он нежно заключил ее лицо в свои ладони, и глаза ее закрылись. Губы их снова встретились, но на этот раз Тревор был более настойчивым, и Кайла сдалась. Он поработил ее рот, проникнув кончиком языка в его глубины, соприкоснувшись с ее трепещущим языком, словно приветствуя. Затем Тревор отстранился. Руки его безвольно упали.
— Доброй ночи, Кайла.
— Доброй ночи, — молвила она чуть слышно, удивляясь, что ей вообще удалось что-то ответить.
Проследив за тем, как Тревор поднимает зонт, шагает к машине, садится в нее и уезжает, она машинально отперла дверь и вошла в дом.
Поднимаясь по ступеням в свою комнату, Кайла снова и снова пыталась убедить себя, что раз она не ходила на свидание, то и поцелуем произошедшее между нею и Тревором назвать нельзя.
Но часть ее сознания возражала: «Это был поцелуй, это был прелестный поцелуй. Самой Бэбс не удастся вообразить ничего подобного. Если ты посмотришь определение слова „поцелуй“ в словаре, то прочтешь описание того, что ты только что пережила с Тревором».
Кайла отстегнула букетик орхидей от корсажа и положила его на туалетный столик. Затем она рассеянно положила жемчужное ожерелье и сережки среди флаконов с духами, хотя в другое время бережно убрала бы их в бархатный футляр. Черное шелковое платье было небрежно сброшено на стул, за ним последовало нижнее белье.
Кайла легла в кровать обнаженной — впервые за долгое время.
Потянувшись к стоящей на прикроватной тумбочке лампе, чтобы выключить свет, она заметила фотографию Ричарда и безутешно разрыдалась.
Глава 6
— Ты просто идиот, — чуть слышно произнес Тревор.
Его дыхание затуманило окно, охлажденное каплями дождя. В комнате, в которой он находился, было темно, поэтому он был избавлен от необходимости смотреть на свое отражение в зеркальной поверхности окна.
Он отхлебнул из стакана.
— Дурак и трус. — Вздохнув, он добавил: — И лжец к тому же.
Всякий раз, встречаясь с Кайлой, он лгал ей, не говоря, кем в действительности является. Понимая, что это неправильно, он, тем не менее, не мог заставить себя признаться: «Я Ловелас. Тот самый парень, о котором писал тебе муж. Тип мужчины, которого ты, по собственному признанию, ненавидишь. Эгоцентрик, считающий, что является Божьим даром женскому роду. Разрушитель репутаций. Ловелас». Она высмеивала его в своих письмах, и он заслуживал каждого укоризненного слова. Ее любимый муж погиб вместо него.
Сжав зубы и закрыв глаза, Тревор прижался лбом к оконному стеклу. Его действия были сплошной манипуляцией, полной лжи и коварства. Ему не было оправдания.
В действительности оправдание было, но кто поверит его словам? Кто поверит, что он действительно влюбился в женщину, которую никогда прежде не видел, а лишь читал ее письма? Он и сам-то с трудом принимал это как данность. Кайла, несомненно, подвергнет такое заявление сомнению.
