Георгий Ланской - Оглянись на пороге
Несмотря на все усилия, увидеть его ни разу не удалось, хотя Светка утверждала, что однажды заметила, как шевельнулось и ушло под воду бревно с выпученными змеиными глазами.
«Смотреть крокодила» они ходили до самого Светкиного отъезда в Москву. Хотя где-то лет в десять уже прекрасно понимали, что в прудике глубиной по пояс никакая рептилия жить не может, однако лучше места, чтобы пошептаться о секретном вдали от людских глаз, они не могли найти. После отъезда подруги Ирина пробовала ходить к пруду одна, но больше не ощущала того таинственного тепла, хранимого мифическим животным. И не с кем было поделиться, что жизнь и карьера складывались не совсем так, как планировали, что у одной, что у другой.
Крокодилий пруд, вместе с понимающими взглядами и милыми девичьими тайнами, остался в прошлом. А теперь и дружба, разделенная тысячью километров, постепенно угасала.
От жалости к Светке и себе самой у нее моментально запершило в горле, ударило в нос так, что предательские слезы навернулись на глаза. Она еще с минуту пыталась их сдержать, потом зашмыгала носом, а следом заревела и Светка.
Под совместный рев и грустные стенания Лары Фабиан они усидели бутылку мартини. Потом диск кончился, примерно одновременно со слезами, и они решили пойти куда-нибудь «кутить». Сергей от похода по злачным местам отказался, ему надо было с утра на какой-то сложный процесс. Светлана же поход по кабакам без мужика считала неприличным, оттого в спешном порядке был выдернут из постели одноклассник Владик Олейников.
Для кутежа почему-то выбрали боулинг. Ирина сломала о шар два ногтя, а Светлана — целых три и наутро охала от боли в руке, едва ли не выдернутой из предплечья тяжелыми шарами. Там же за столиком, между бросками, они выпили еще бутылку мартини на троих, после чего Влад, долго перемигивавшийся с лоснящимся красавцем, в одиночку томившимся у барной стойки, отбыл, оставив их на произвол судьбы.
— Что за жизнь? — горько констатировала Светлана. — Приходишь ты пьяная, на все согласная, а мужики друг на друга лезут. Стыдоба!
Она гостила у Ирины еще два дня, а потом уехала обратно в Москву. А через неделю после отъезда подруги самая прославленная балерина театра неожиданно собралась на пенсию. После ее оглушительных проводов на заслуженный отдых режиссер неожиданно предложил Ирине попробоваться в ведущей партии «Жизели».
— Волнуешься? — спросил Женька перед выходом. Голос у него был совершенно не мужской, писклявый, с тягучими гласными. Ее одно время занимал вопрос: почему все педики так жеманно разговаривают, независимо от возраста и места проживания? Вон, москвичи, к примеру, акают, вологодцы — окают, а в Пензе вообще не говорят, а выпевают окончания. А вот поди ж ты, педики говорят одинаково!
Женька, здоровый слон с мощными ногами культуриста, тоже был педиком. Впрочем, в отличие от своих друзей по балетной братии, совершенно некапризным. Примадонну из себя не корчил, работал на износ, так что на его пристрастия никто внимания не обращал.
Ирина тоже. В конце концов, когда партнер по сорок раз за день хватает тебя промеж ног, никаких эротических чувств эти прикосновения не вызывают. Женька исполнял партию принца Альбера. Борис Ильич после проводов на пенсию примы долго взвешивал за и против, но потом, перекрестившись, поставил в пару к Ирине не заслуженного Козлова, а молодого Женьку. Выбор был оправдан. Для Семена Козлова, отпахавшего в театре уже десять лет, Ирина была высоковата. Рослый Женька гармонировал рядом с ней гораздо больше.
— Совсем не волнуешься? — допытывался Женька скрипучим фальцетом.
— Нет, — покачала головой Ирина.
— А чего зеленая такая?
— Я зеленая?
— Ну не я же… В зеркало глянь, сквозь пудру зелень проглядывает. Нет, ты все-таки волнуешься… Слышь, говорят, вчера Козлов в истерике бился, требовал роль обратно. Грозился жаловаться на Борюсика пойти. Как думаешь, пойдет?
— Кудой? — фыркнула Ирина.
— Тудой. В администрацию. Там у него, говорят, фанаты.
— Ну, вот сегодня и проверим, — вяло ответила она. — Если что, мы их легко узнаем по красно-синим колготкам.
— Смешно, — серьезно сказал Женька. — Но мне бы не хотелось, если честно. У меня впервые такая важная роль. Не хватало еще, чтобы всякие… Козловы портили кровь. Нет, ты правда нормально себя чувствуешь?
— Отвяжись, — попросила она.
Он отвязался, отошел подальше, продолжив бурчать под нос что-то про Козлова, премьеру и главную роль. Ирина, удостоверившись, что ее никто не видит, вороватым движением подвинула к себе сумку, вытащила пузырек с таблетками и отправила в рот целую пригоршню, разжевывая, кривясь от горечи.
Боли в спине преследовали ее уже пару месяцев, с момента резкого увеличения нагрузки. Ежедневно, зарядившись обезболивающим, она приходила на репетиции и, стиснув зубы, терпела, вживаясь в нелегкую роль крестьянской девушки Жизели. Репетиции шли не слишком хорошо. Борис Ильич новобранцами был недоволен, покрикивал и колотил Женьку по ногам палкой. Тот шипел и вполголоса посылал мучителя подальше.
— Я все слышу, дорогой мой, — ехидно кричал Борис Ильич из другого конца зала. — И если ты думаешь, что мучения вечером закончатся, то глубоко заблуждаешься. Я тебе еще ночью приснюсь!
Ириной он был недоволен не так сильно, потому палкой по ногам и спине ей не доставалось, но замечания сыпались градом. Преподавателю не нравилось все: руки, ноги, спина, шея.
— Деточки мои, в этой сцене у вас должны быть тяжелые, проникающие позы, — требовал он, когда они репетировали сцену явления принца Альбера на кладбище, к могиле возлюбленной. — Вы поймите, это трагедия, а не водевильчик! Ты мертва и должна сыграть призрака, его одновременное притяжение и отторжение от любимого. Больше пластики, что ты руками машешь, будто рубишь дрова? Ира, вот тут ты кладешь его голову на ладонь: ты не просто голову кладешь, ты его жизнь держишь в руках, защищаешь от Мирты, понимаешь?
Она понимала, но к вечеру так тупела от боли, что сама мысль о еще одном па казалась невыносимой. Проклятущий пух летел в окна, и труппа постоянно чихала. Некоторые особо чувствительные пили кларитил. Ирина себя чувствительной не считала, но в последнее время боли усилились. Она понимала, что это наверняка что-то куда более серьезное, чем простое растяжение, но позволить себе слечь не могла. На кону стояла карьера, возможность выйти из состава кордебалета в солисты, а это был уже совсем другой статус, тем более что место было.
— После Нового года будем репетировать «Лебединое озеро», — мечтал Борис Ильич в перерывах. — Ира, если справишься с «Жизелью», отдам тебе роль Одетты.
