Мэри Стюарт - И девять ждут тебя карет
— Я уже сделал ход, пока вы говорили, — сдержанно сказал Филипп.
— Сделал ход, черт возьми? А, королевская пешка. Классический гамбит, мсье... а я иду вот этой пешкой. Вот так.
Филипп склонился над доской, нахмурившись, целиком поглощенный шахматами, а над ним возвышался Флоримон, раскинувшийся на стуле, рассыпающий сигарный пепел на лацканы изысканно сшитого пиджака. Он ласково и снисходительно смотрел сверху вниз на Филиппа, ни на минуту не прерывая поток своих довольно бессвязных речей, из которых мальчик, даже если бы он к ним прислушивался, едва понял бы треть.
Я сидела молча, наблюдая за ними, чувствуя глубокую симпатию к этому немолодому знаменитому парижанину, который, несмотря на постоянную занятость, нашел время для того, чтобы навестить мальчика, показать ему, что он не совсем одинок. Послушав его, можно было подумать, что главным занятием для него в прошлом было ждать, когда он еще раз сможет сыграть с Филиппом в шахматы.
Вдруг я заметила, что мадам де Вальми больше не вышивает. Ее руки праздно покоились на сложенном холсте, лежавшем на коленях. Я подумала, что мадам заинтересовалась игрой, но потом заметила, что она не глядит на доску. Ее глаза не отрывались от склоненной над шахматными фигурами головы мальчика. Должно быть, она глубоко задумалась о чем-то, потому что, когда мальчик неожиданно вскрикнул, сильно вздрогнула.
Он издал радостный возглас и ухватился за доску:
— Ваша королева! Королева! Regardez, monsieur![8]Я взял вашу королеву!
— Вижу, — безмятежно ответил Флоримон. — Но может быть, вы будете так любезны объяснить мне, Капабланка, какое новое правило позволяет продвигать эту фигуру через всю доску?
— Между ними на доске ничего не было, — объяснил Филипп.
— Не было, верно. Но фигура, которой ты пошел, старина, — слон или, иначе, епископ. Извини меня за мелочность, но есть правило, которое гласит, что епископ ходит только по диагонали. Ты можешь сказать «пустяки, нелепость», но таково правило, Филипп.
— Епископ? — переспросил мальчик, понявший, очевидно, только это слово.
— Те фигуры, что с остроконечной шапкой, — спокойно сказал Флоримон, — называются слонами или епископами.
— О! — сказал Филипп. Подняв голову, он с улыбкой посмотрел на своего противника, нимало не обескураженный. — Я и забыл. Возьмите назад свою королеву.
— Очень тебе благодарен. Спасибо. Ну а сейчас твой ход, и мне бы хотелось, чтобы ты снова подумал над тем, в какой позиции находятся моя королева и твой епископ.
Филипп внимательно посмотрел на доску.
— Между ними ничего нет, — неуверенно сказал он.
— Именно.
— Ну... О! — Маленькая рука быстро схватила не подчинившегося правилам игры епископа и убрала его прочь от королевы. — Вот. Я ставлю его здесь.
Флоримон хмыкнул.
— Весьма мудро, — заметил он. — Мудро.
Он низко склонился над доской, внимательно глядя на нее сквозь облако табачного дыма; по его виду можно было подумать, что он играет с опытным шахматистом, а не с маленьким мальчиком, который даже не знает как следует правил игры.
Я посмотрела на часы — шесть часов шестнадцать минут — и с удивлением взглянула на мадам де Вальми, подозревая, что она с таким же беспокойством, как и я, следит за временем. Но она снова уронила руку на колени и смотрела в огонь камина. Она была за сотни миль отсюда. Интересно, где... Судя по выражению ее лица, вряд ли в каком-нибудь приятном месте.
— Мадам... — сказала я.
Вздрогнув, она так быстро схватила вышивание, что уколола иглой палец.
— Простите, мадам, я вас испугала. Мне кажется, Филиппу пора подняться наверх, к себе?
Я сидела спиной к двери, поэтому не видела и не слышала, как она открылась; осознала это по тому, как быстро Филипп повернул голову, как широко раскрылись его глаза. Бархатный голос Леона де Вальми произнес:
— А, Филипп. Нет, не уходи. Карло, рад тебя видеть. Почему ты так редко бываешь у нас?
Кресло мягко катилось, чуть шелестели колеса. Появление Леона произвело ошеломляющий эффект. Филипп вскочил со скамейки и стоял, глядя на своего дядю, как птичка, завороженная взглядом змеи. Мсье Флоримон поспешно встал. Элоиза де Вальми снова уронила вышивку и быстро повернулась к мужу; когда кресло прокатилось мимо меня, я соскользнула со стула и ретировалась на свое обычное место у дальнего окна.
Не думаю, что Леон де Вальми обратил на меня хоть какое-то внимание, но Филипп заметил мой маневр. Он тоже сделал попытку удрать, но был, если можно так сказать, пригвожден к месту словами Леона:
— Нет, нет, Филипп. Мы так редко видимся! Я должен быть благодарен мсье Флоримону, из-за которого пришел сюда раньше, чем обычно. Сядь, Филипп.
Мальчик повиновался. Кресло подкатило к дивану и остановилось.
— Твоя верность долгу поражает меня, Элоиза. Это поистине трогательно.
Леон де Вальми тронул жену за руку.
Только натренированное ухо могло различить саркастическую ноту в мягком голосе Леона де Вальми. Я увидела, как их глаза встретились и Элоиза де Вальми слегка улыбнулась. Вторично за этот вечер меня обожгла злость. Неужели так уж трудно вытерпеть общество Филиппа даже полчаса в день? И неужели надо показывать свою неприязнь столь открыто? На этот раз Филипп все заметил. Я увидела, как он быстро взмахнул своими длинными ресницами, искоса взглянув на дядю, как его бледное личико приняло обычное мрачное выражение, и подумала: «Черт возьми, неужели не найдется кто-нибудь, способный дать вам отпор!»
Через минуту, казалось, все сгладилось. Леон де Вальми, пребывавший в самом радужном настроении, весело приветствовал Флоримона:
— Очень мило, что вы заглянули к нам, Флоримон. Вы из Женевы? Что привело вас туда?
Флоримон снова опустился на стул.
— Я шел по следу, разыскивая новый материал. — Он сделал один из своих широких жестов, на этот раз по направлению к «Повести о блистательном принце...», и задел книгу рукой, так что она упала на пол. — Когда-нибудь просмотри эти картинки, Элоиза, и скажи, видела ли ты что-нибудь равное этому изяществу, этой куртуазной утонченности на грани декаданса... А, спасибо, зайчик. — Это он сказал, обращаясь к Филиппу, который тихо поднял книгу и молча подал ему. — Отдай это, пожалуйста, своей тете, малыш. Великолепно, не правда ли?
Она посмотрела на книгу.
— Что это, Карло?
— Угроза твоему спокойствию и моему карману, — улыбаясь, сказал Леон де Вальми. — Новые модели в стиле «мандарин» или что-то в этом роде: не сомневаюсь, что на грани декаданса. Признаюсь, не могу представить тебя в подобном наряде, дорогая.
