Линда Ховард - Ложь во спасение
Стива перевели из интенсивной терапии два дня спустя в отдельную палату, и охранники из военно-морского флота сменили месторасположение. В новой палате был телевизор — именно то, чего так недоставало в палате интенсивной терапии, и Стив настаивал на том, чтобы слушать каждый выпуск новостей, как будто искал подсказки, которые снова соберут для него в единое целое все недостающие части головоломки. Проблема состояла в том, что он, казалось, интересовался всем, что происходило в мире, и мог обсуждать политику других стран так же легко, как и вопросы внутренней политики. Это тревожило Джей, ведь Стив никогда не интересовался подобным, и в то же время глубина его познаний доказывала, что он сильно увлекался этим. Все указывало на то, что он был намного более вовлечен в ситуацию, которая почти убила его, чем, возможно, думал Фрэнк. Или, вероятно, Фрэнк на самом деле знал обо всем. У него было несколько долгих приватных разговоров со Стивом, но Стив все еще осторожничал. Только с Джей он терял свою бдительность.
Множество ран удерживало Стива в постели намного дольше, чем это могло бы быть, но он был не в состоянии воспользоваться костылями из-за обожженных рук. Физическое бездействие раздражало его, отрицательно сказываясь на его терпении и хорошем настроении. Он быстро определил, какие телешоу ему нравятся, отказываясь смотреть телевикторины и мыльные оперы, но даже выбранным программам, по его мнению, чего-то недоставало, так как большая часть действия на экране была визуализирована. Способность только слушать раздражала его, и вскоре он стал просить включать только новостные каналы. Джей делала все, что было в ее силах, чтобы развлечь его. Ему нравилось, когда она читала ему газеты, но по большей части он просто хотел говорить.
— Расскажи мне, как ты выглядишь, — попросил он однажды утром.
Эта просьба взволновала ее. Когда тебя просят описать себя, чувствуешь себя до странного смущенным.
— Ну, у меня каштановые волосы, — начала она нерешительно.
— Какого оттенка? Красноватого? Золотого?
— Золотого, думаю, но скорее темно-золотого. Цвета меда.
— Они длинные?
— Нет. Почти до плеч и очень прямые.
— Какого цвета твои глаза?
— Синего.
— Продолжай, — упрекнул он после минуты молчания, когда она ничего не добавила. — Какого ты роста?
— Среднего. Сто шестьдесят восемь сантиметров.
— А я какого роста? Мы хорошо подходим друг другу?
Мысль заставила ее горло сжаться.
— Ты где-то сто восемьдесят сантиметров, и да, в танце мы действительно хорошо подходили друг другу.
Он повернул к ней забинтованные глаза.
— Я ведь не о танцах говорил, ну, так как? И давай снова сходим потанцуем, когда я вылезу из гипса? Возможно, я еще не забыл, как это делается.
Она не знала, сможет ли снова вынести его объятия, только не теперь, когда она не в состоянии справиться с дикой реакцией ее тела на звук его резкого ломанного голоса. Но он ждал ее ответа.
— Это свидание? — беспечно спросила Джей.
Он поднял свои руки.
— Завтра снимут бинты. На следующей неделе у меня будет заключительная операция на глазах. Через две недели снимут гипс. Дай мне месяц, чтобы вернуть прежнюю силу. К тому времени повязки полностью снимут с моих глаз, и мы пойдем в город.
— Ты даешь себе всего лишь месяц, чтобы вернуть силу? Не слишком ли самоуверенно?
— Я делал это прежде, — сказал он, после чего затих.
Джей задержала дыхание, наблюдая за ним, но уже спустя минуту он выругался.
— Черт побери, я знаю вещи, но не помню их. Знаю, какую еду люблю, знаю имя главы любого государства, упомянутого в новостях, могу даже представить себе, как они выглядят, но не представляю, как выглядит мое собственное лицо. Я помню, кто выиграл последний чемпионат по бейсболу, но не где я сам находился, когда он проходил. Знаю запах каналов в Венеции, но не могу вспомнить, был ли я там вообще, — он сделал паузу, затем сказал очень спокойно: — Иногда я хочу разрушить это место голыми руками.
— Майор Ланнинг говорил тебе, чего следует ожидать, — сказала Джей, ее все еще била дрожь от того, что он сказал.
Как же глубоко он увяз в том сером мире, на который намекал Фрэнк? Она очень боялась, что Стив больше не был просто авантюристом, он стал игроком.
— Прекрати жалеть себя. Он сказал, что, возможно, твоя память будет возвращаться по крупицам.
Медленная усмешка коснулась его губ, углубляя морщины, которые заключали в скобки его рот, привлекая ее беспомощный очарованный взгляда. Его губы казались более твердыми, более полными, как будто были все еще немного опухшими, или, возможно, потому что его лицо теперь стало старше и худее.
— Прости, — сказал он, — просто очень хочется дать волю рукам.
Его сарказм, особенно когда у него было серьезное основание чувствовать жалость к себе, только напомнил ей о его твердости и внутренней силе, и оказался еще одним ударом о шаткую стену, которую она построила вокруг своего сердца. Джей должна была бы подшутить над ним, как она делала за годы до этого, но теперь все было иначе. Раньше Стив прикрывался юмором, как щитом, теперь этого не стало, и она смогла увидеть настоящего Стива.
Джей находилась с ним на следующее утро, когда сняли повязки с его обожженных рук. Она присутствовала и ранее, когда бинты меняли, так что уже видела водяные пузыри на его ладонях и пальцах, когда они выглядели намного хуже, чем сейчас. Участки покрасневшей кожи были все еще заметны на руках до локтей, но его ладони оказались поражены больше всего. Теперь, когда опасность инфицирования прошла, новая нежная кожа заживет быстрее без повязок, но некоторое время пользоваться руками все еще будет для него слишком болезненно.
Когда она сравнила нынешнее состояние с тем, когда она увидела его впервые, подключенного ко всем тем приборам и мониторам, с множеством трубок, присоединенных к его телу, это показалось не чем иным, как чудом. Прошло всего четыре недели, но тогда он был немногим лучше овоща, а теперь оказывал влияние силой своей личности на всех, кто входил в его палату, даже на доктора. Тогда его лицо было опухшим и в кровоподтеках, теперь же твердая линия челюсти и четкий разрез губ очаровывали ее. Она знала, что пластические хирурги восстановили его раздробленное лицо, и задавалась вопросом об изменениях, которые увидит, когда повязки снимут полностью и она впервые сможет действительно рассмотреть его. Его челюсть немного отличалась, стала более квадратной, более худощавой, но этого следовало ожидать, так как он сильно потерял в весе после ранения. Его борода казалась более темной, потому что он был очень бледным. Она хорошо успела ознакомиться с его челюстью и бородой, так как каждое утро брила его. Поначалу это делали медсестры до тех пор, пока он не пришел в сознание и не дал всем понять, что хочет, чтобы Джей брила его и никто другой.
