Дафна дю Морье - Французова бухта
— Хотите пари? — предложила Дона. — Вы утверждаете, что я буду больна, озябну и испугаюсь? Я докажу вам обратное. Принимаете?
— Все зависит от того, что мы сможем предложить друг другу как заклад, — сказал он.
— Мои серьги, — выпалила Дона. — Вы получите мои рубиновые серьги — те, что были на мне, когда мы ужинали в Навроне.
— Идет, — кивнул он. — Заклад стоящий. А что вы потребуете от меня на тот случай, если выиграете пари?
— Обождите, — замялась Дона, — дайте подумать. — Через минуту, охваченная шальным весельем, она объявила: — Локон от парика Годолфина!
— Вы получите весь парик, — великодушно пообещал Француз.
— Решено, — сказала Дона, спускаясь вниз к лодке. — Обсуждать дальше нет нужды. Когда мы отплываем?
— Когда я закончу свои приготовления.
— А приступаете вы завтра?
— Приступаю завтра.
— Постараюсь не тревожить вас попусту. Я тоже должна принять меры: придется сказаться больной и остаться в постели. Болезнь моя будет сопровождаться лихорадкой, так что няня и дети не будут допущены в комнату. Только верный Уильям возьмет на себя заботу о больной, которой давно и след простыл.
— А вы, оказывается, изобретательны, — усмехнулся Француз.
Взявшись за весла, он начал медленно грести. Впереди в сумеречном сером свете проступили очертания пиратского корабля. С судна их окликнули. Француз ответил что-то по-бретонски и причалил у мыса.
Они быстро поднялись по склону, пройдя через лес, и вышли в сад. На дороге ее должен был дожидаться Уильям с каретой, в которой ей предстояло подъехать к дому, как было намечено.
— Надеюсь, обед у лорда Годолфина пришелся вам по вкусу, — осведомился Француз шутливым голосом.
— Чрезвычайно! — любезно подтвердила Дона.
— Рыба подавалась не слишком пережаренной?
— Рыба удалась на славу.
— Проститесь со своим аппетитом, когда мы выйдем в море.
— Ерунда, на морском воздухе я становлюсь не в меру прожорливой.
— Мы отплываем с приливом и попутным ветром. Снимемся с якоря еще до рассвета.
— Лучшее время суток.
— Возможно, придется послать за вами внезапно.
— Я буду готова.
Деревья расступились, и они увидели на дороге карету с Уильямом, стоявшим около лошадей.
— Теперь я вас покину, — сказал Француз, не двигаясь с места. — Так вы точно придете? — переспросил он.
— Да, — кивнула Дона.
Они переглянулись, с новой силой почувствовав влечение друг к другу. Через минуту Француз резко повернулся и скрылся в лесу. Дона сошла с дороги под высокие буковые деревья, казавшиеся мрачными в эту летнюю ночь, их ветви плавно покачивались, будто нашептывая о том, чего уже не миновать.
Глава 10
Разбудил ее Уильям. Тряся за руку, он шептал ей на ухо:
— Простите, но месье прислал вестового — корабль отплывает через час.
Дона быстро села в постели — сна как не бывало.
— Спасибо, Уильям, — торопливо сказала она. — Я буду готова через двадцать минут. Который теперь час?
— Без четверти четыре, миледи.
Он вышел из комнаты. Дона вскочила, раздвинула занавеси и увидела, что на дворе еще темно — рассвет даже не брезжил. Она поспешно натягивала на себя одежду, стараясь унять сердцебиение. Руки, как назло, сделались ватными и не желали слушаться. Дона думала: «Ни дать ни взять сорванец, который, обманув родителей, отправляется в опасный поход». Это сравнение развеселило ее.
Прошло пять дней со дня их последней встречи в бухте. С тех пор она не видела Француза. Интуитивно Дона понимала, что для работы ему необходимо одиночество. Но ей хотелось его видеть, и она боролась с желанием прогуляться к реке через лес или даже послать ему весточку через Уильяма. Он сам позовет ее, когда придет время. Их пари не могло быть случайностью или капризом, порожденным летней ночью. Нет, это был договор, которого он не нарушит, это был вызов ей, ее мужеству.
Почему-то ей вспомнился Гарри — как-то ему живется в Лондоне? Катается верхом, играет, торчит в тавернах и театрах, вечера, конечно, проводит за картами с Рокингэмом. Эти такие знакомые образы сейчас казались ей далекими, живущими в ином, чуждом ей мире, который не имел к ней ни малейшего отношения. Тот мир принадлежал прошлому, оно умерло, и сам Гарри обратился в ее памяти в тень, призрачную фигуру, гуляющую по садам минувшего. Вместе с этим миром умерла и прежняя, ненавистная ей Дона. Ее место заняла другая женщина, умеющая жить в полную силу. Эта новая женщина черпает радость бытия в самых незначительных, пустяковых делах и вещах, из которых складывается ее жизнь.
Само лето умиротворяло ее. Счастьем было собирать с детьми цветы ранним утром, бродить с ними по лесу, по полям. Приятно предаваться лени в длинные теплые дни, лежа на спине в тени деревьев и вдыхая смешанный аромат дрока, ракитника и колокольчиков. Она научилась получать удовольствие от всего, что окружало ее, от сна, еды. И казалось странным, что можно было жить как-то иначе…
Часы во дворе пробили четыре раза. Дона в стареньком платьице, в накинутой на плечи шали, с узелком в руках прошмыгнула вниз по лестнице в столовую, где ее встретил Уильям, заслоняя рукой пламя тоненькой свечи.
— Пьер Бланк ждет у леса, миледи.
— Хорошо, Уильям.
— В ваше отсутствие, миледи, я послежу за домом, помогу Пруэ присмотреть за детьми.
— Я не сомневалась, Уильям.
— Сегодня утром я сообщу домочадцам, что ваша светлость занемогли — ничего серьезного — легкая лихорадка, но, боясь заразить других, вы запретили детям и служанкам заходить к вам в комнату. А ухаживать за собой поручили мне.
— Превосходно, Уильям. Торжественное выражение вашего лица как нельзя более подходит к такой роли. Вы, уж не обессудьте, — прирожденный обманщик.
— Мне уже доводилось выслушивать подобные суждения от некоторых женщин.
— В таком случае у вас нет сердца! И этому человеку я доверяю своих вертлявых служанок!
— Я буду вам вместо отца, миледи.
— Можете сделать выговор Пруэ — она любит побездельничать.
— Не премину, миледи.
— И одерните мисс Генриетту, если она будет слишком болтливой.
— Хорошо, миледи.
— А если мистер Джеймс начнет клянчить вторую порцию земляники…
— То он непременно получит ее, миледи.
— Ну хорошо, только чтобы не видела Пруэ. Дайте ему потихоньку, у буфета.
— Я все прекрасно понял, миледи.
— Мне пора идти. А вы хотели бы присоединиться к нам?
— К несчастью, миледи, мои внутренности не выносят морской качки. Ваша светлость догадывается, о чем идет речь?