Лиза Клейпас - Обольсти меня на рассвете
Он то ли застонал, то ли зарычал и снова потерся об нее. Она хотела, чтобы он перестал, и в то же время не хотела, чтобы он останавливался.
— Кев. — Голос ее дрожал. — Кев…
Но его губы накрыли ее губы, язык проник глубоко между зубами, и бедра его двигались медленно и плавно. Дрожа от нетерпения, Уин приподнялась навстречу его требовательной твердости. Каждое его движение усиливало ее ощущения, добавляло жару.
Уин беспомощно металась. Теперь, когда он овладел ее ртом, говорить она не могла. Еще больше жару, еще больше мучительно-сладких фрикций. Что-то происходило. Мышцы ее напряглись, все чувства ее сигнализировали о готовности к… чему? Если он не прекратит, она потеряет сознание. Руки ее впивались ему в плечи, толкали его, но он не обращал внимания на слабые толчки. Просунув руку под нее, он сжал ее ягодицы и приподнял ее повыше, навстречу своей бушующей эрекции. И этот миг невероятного напряжения отозвался ощущением настолько острым, что Уин всхлипнула.
Внезапно он отскочил от нее и отошел в противоположный угол комнаты. Упершись ладонями в стену, он, опустив голову, тяжело дышал.
Онемевшая, дрожащая, Уин медленно принялась приводить в порядок свой наряд. Она чувствовала отчаяние и болезненную пустоту внутри. Когда она встала с постели, ноги ее дрожали.
Она осторожно приблизилась к Меррипену. Было видно, что он возбужден. Болезненно возбужден. Ей захотелось вновь к нему притронуться. Больше всего ей хотелось, чтобы он обнял ее и сказал, как он рад тому, что она вернулась. Но он заговорил еще до того, как она успела к нему приблизиться. И тон его вовсе не поощрял ее к дальнейшему общению.
— Если ты притронешься ко мне, — сказал он сдавленно, — я затащу тебя в постель. И отвечать за то, что произойдет дальше, я не буду.
Уин молчала, переплетя пальцы.
Меррипен бросил на нее взгляд, который должен был бы прожечь ее насквозь, уничтожить на месте.
— В следующий раз, — бесцветным голосом сообщил он, — не помешает заранее предупредить о своем приезде.
— Я отправила письмо с предупреждением. — Уин поразилась тому, что не потеряла дар речи. — Должно быть, оно затерялось. — Она замолчала. — Прием оказался гораздо теплее, чем я ожидала, учитывая то, как ты игнорировал меня последние два года.
— Я тебя не игнорировал.
Уин нашла пристанище в сарказме.
— Ты написал мне один раз за два года.
Меррипен повернулся к ней и прислонился спиной к стене.
— Ты не нуждалась в моих письмах.
— Я нуждалась в любом, самом малом знаке внимания! Ты и в этом мне отказал. — Она смотрела на него со скептическим выражением лица. Кев молчал. — Господи, Кев, ты даже не хочешь сказать, что ты рад, что я здорова?
— Я рад, что ты снова здорова.
— Тогда почему ты так себя ведешь?
— Потому что больше ничего не изменилось.
— Ты изменился! — крикнула она ему в лицо. — Я больше тебя не узнаю.
— Все так, как и должно быть.
— Кев, — изумленно сказала она, — почему ты так себя ведешь? Я уехала, чтобы выздороветь. Конечно же, ты не можешь винить меня за это.
— Я ни в чем тебя не виню. Но ты даже сама не знаешь, на что ты меня спровоцировала. Ты сама не понимаешь, чего хочешь от меня.
«Я хочу, чтобы ты любил меня!» — хотелось выкрикнуть Уин. Она проделала такой долгий путь, а расстояние между ними стало больше, чем когда она жила во Франции.
— Я могу сказать тебе, чего я не хочу, Кев. Я не хочу, чтобы мы стали чужими друг другу.
У Кева лицо было каменным.
— Мы не чужие. — Он взял плащ и протянул Уин. — Надень его. Я провожу тебя до твоей комнаты.
Уин накинула плащ. Украдкой она посматривала на Меррипена. Он весь кипел энергией, сердито заправляя рубашку в брюки. Подтяжки крест-накрест на спине подчеркивали могучий разворот его плеч.
— Нет нужды провожать меня до номера, — сказала она сдержанно. — Я могу найти дорогу и без…
— В этом отеле ты никуда одна ходить не будешь. Это небезопасно.
— Ты прав, — угрюмо сказала она. — Мне бы очень не хотелось, чтобы ко мне кто-нибудь пристал.
Удар достиг цели. Меррипен сжал зубы и бросил на нее злой взгляд, натягивая сюртук.
Как сильно он напоминал ей сейчас того грубого сердитого мальчика, каким был, когда попал в их дом.
— Кев, — сказала она тихо, — мы не можем возобновить нашу дружбу?
— Я по-прежнему остаюсь твоим другом.
— Другом, и все?
— Другом, и все.
Уин не могла удержаться от того, чтобы не бросить взгляд на кровать, на смятые простыни, прикрытые покрывалом, и ее вновь обдало жаром.
Меррипен замер, проследив за направлением ее взгляда.
— Это было ошибкой, — сказал он хрипло. — Мне не следовало… — Он замолчал и громко сглотнул. — У меня… У меня долго не было женщины. Ты оказалась в плохом месте в плохое время.
Никогда и никто так не унижал Уин.
— Хочешь сказать, что с любой женщиной вел бы себя так же?
— Да.
— Я не верю тебе.
— Хочешь — верь, хочешь — нет. — Меррипен прошел к двери и, распахнув ее, осмотрел коридор. В нем было пусто. — Выходи.
— Я хочу остаться. Мне нужно поговорить с тобой.
— Не в моем номере. Не в этот час. — Он ждал. — Я велел тебе выходить.
Последняя фраза была произнесена тоном человека, привыкшего отдавать распоряжения и привыкшего к тому, что ему безоговорочно подчиняются. Повышать голос он не считал нужным. Уин передернуло от этого тона, но она подчинилась.
Когда Уин подошла к нему, Меррипен поправил капюшон плаща так, чтобы он закрыл ее лицо. Еще раз убедившись в том, что коридор пуст, он вывел ее из номера и закрыл дверь.
Они молчали, пока шли к лестнице в конце коридора. Уин остро чувствовала его ладонь, слегка касавшуюся ее поясницы. Она удивилась, когда на верхней ступеньке он остановил ее.
— Возьми меня под руку.
Она осознала, что он намерен помочь ей спуститься, как делал это, когда она была больна. Лестница была для нее тогда особым испытанием. Все в семье боялись, что она может упасть в обморок, поднимаясь или спускаясь с лестницы. Меррипен часто предпочитал нести ее на руках, чтобы не рисковать.
— Нет, спасибо, — сказала она. — Теперь я могу делать это самостоятельно.
— Возьми меня под руку, — повторил он, коснувшись ее руки.
Уин раздраженно отдернула руку.
— Я не хочу твоей помощи, я теперь не больна. Хотя, похоже, я больше нравлюсь тебе в роли инвалида.
Уин не могла видеть его лица, но она слышала, как он резко втянул носом воздух. Ей стало стыдно за свою выходку, хотя она и подумала, что, возможно, в ее обвине-88 нии было зерно правды.
