Маргарет Этвуд - Телесные повреждения
Она прикидывает, а что если расстегнуть платье и продемонстрировать шрам. Если уж предлагается игра в «бедняжку-меня», то это, безусловно, козырная карта, но Ренни не хочет превращаться в человека, использующего свои физические недостатки для получения социальной выгоды.
Она понимает, что не следовало завязывать знакомство на этой лодке, не надо было ей проявлять интерес к осмотру других отелей и лучше бы настоять на такси вместо того, чтобы слушать Лору, которая утверждала, что знает людей, и зачем позволять себя грабить, когда можно проехать бесплатно? «Ездить бесплатно, это мой пунктик» — сказала она. Мать Ренни любила говорить, что такой вещи, как бесплатный проезд, не существует.
Бесплатный проезд обернулся побитым пикапом с двумя желтыми глазами, нарисованными на капоте. Он вез туалетную бумагу, и им пришлось сидеть сзади на ящиках, взгромоздясь на них как королевы мусора. Группки людей махали им вслед и весело кричали, когда они проезжали мимо. За городом дорога стала неотвратимо ухудшаться, пока наконец не выродилась в колею из потрескавшегося и разбитого бетона. Водитель гнал как можно быстрее, и каждый раз, когда они попадали в выбоину, Ренни чувствовала как верхушка позвоночника продырявливает ей череп.
Ренни вовсе не улыбалась перспектива отправляться в обратной путь, но и здесь оставаться она тоже не хотела. Если она не будет соблюдать осторожность, Лора может заманить ее обедать. Ренни решила для себя, что Лора одна из тех женщин, которые болтаются по барам в разных странах, и не потому что они сделали такой выбор, а потому что просто оседают, где придется, вернуться домой сил им уже не хватает. Ренни не представляет, почему Лора так настаивала на том, чтобы поехать с ней. У них нет ничего общего. Лора говорит, что ей нечего делать, и она может показать Ренни окрестности, но Ренни этому не верит. Она решает допить свой коктейль и тронуться в дорогу. Если повезет, будет дождь, как обещают собирающиеся тучи.
Лора открывает свою пурпурную сумку и роется в ней, и внезапно все становится на свои места. Она вынимает ни что иное, как полиэтиленовый мешочек с травкой, около унции, как прикидывает на глаз Ренни. Она хочет, чтобы Ренни купила его. Цена по меркам Торонто, подозрительно низкая.
— Лучшая, — говорит она. — Колумбийская, только что оттуда.
Ренни, конечно, отказывается. Она слышала о законах, она знает, как можно загреметь и у нее нет никакого желания плесневеть в местной тюрьме, в то время как местные бюрократы будут безуспешно пытаться шантажировать ее мать. Ее мать твердо верит в то, что за свои поступки надо отвечать. А кто еще ее вытащит? Кто хотя бы попытается?
Лора пожимает плечами.
— Ну и ладно, — говорит он. — Я просто так спросила.
Ренни оглядывается в поисках официанта и… холодеет.
— О, Боже, — произносит она.
По бару от столика к столику ходят два полицейских, похоже они о чем-то расспрашивают посетителей. Но Лора даже не убирает мешочек, просто накрывает его своей матерчатой сумкой.
— Не гляди так затравленно, — говорит она Ренни, — ничего страшного. Я точно знаю.
В конце концов оказывается, что они просто продают билеты на вечер танцев в пользу полиции. Ренни кажется, что она узнает тех, из аэропорта, но она не уверена. Один продает, другой стоит сзади, помахивая стеком и озираясь. Ренни извлекает свой билет из сумочки.
— У меня уже есть, — говорит она, видимо, демонстрируя избыточную радость по этому поводу, потому что один из продавцов ухмыляется и говорит:
— А нужно то два, подруга. Один билет для партнера. Есть вещи, которые нельзя делать в одиночку.
Второй высоко и пронзительно смеется.
— Неплохая мысль, — подхватывает Лора, улыбаясь слегка напряженно, своей гостиничной улыбкой, и Ренни приходится снова платить.
— Увидимся на вечере, — говорит первый полицейский, и они отбывают.
— Что я ненавижу, так это копов, — фыркает Лора, как только полицейские отходят за предел слышимости. — По мне, так у них у всех рыльце в пушку. Ничего не имею против, но они пользуются преимуществом. А это — нечестно. Вас когда-нибудь останавливал коп? За превышение скорости или еще за что-нибудь? Я имею в виду, дома, здесь их не очень-то волнует превышение скорости.
— Нет, — отвечает Ренни.
— Они смотрят в твое водительское удостоверение. Затем называют тебя по имени. Без всяких там мисс или миссис, а просто по имени, а у тебя никакой возможности узнать их имя. С вами никогда такого не случалось?
На самом деле нет. Ренни трудно сконцентрироваться, в коктейле слишком много рома. А Лора тем временем знаком заказывает еще один. Ее не волнует избыток рома.
— С этого все и начинается, — продолжает Лора. — Они могут звать тебя по имени, а ты их нет. Они уже считают, что ты у них на крючке, и они могут тебе хамить. Иногда они предлагают тебе выбор: раскошелиться или отсосать.
— Простите? — говорит Ренни.
— Ну, понимаешь, уплатить штраф или лечь под них. Они всегда знают, где найти местечко.
Лора лукаво смотрит на нее, и Ренни понимает, что должна быть шокирована.
— Ну, конечно, — говорит она, как будто сама прошла через это не один раз.
Лора пришлась бы ко двору Женскому Движению еще в те времена, в начале семидесятых, когда писали об освобождающем воздействии мастурбации. Они бы ей дали десять баллов из десяти за открытость, слово, которое всегда наводило Ренни на мысли об открытой консервной банке с червями. Тем не менее, Ренни тогда написала несколько сюжетов на эту тему, пока не исчерпала себя в общественной сфере. Затем она сделала материал под названием «Выжженные»: интервью с восемью женщинами, которые объясняли, почему они вместо феминизма занялись плетением ковриков и росписью бутылок миниатюрными пейзажами. «Это борьба с ближним прицелом, — говорили они. Скулеж на цепи. С женщинами так трудно работать. Никогда не знаешь, чего ждать. Все делается за спиной. С мужчинами, по крайней мере, игра идет в открытую», — и Ренни деловито все записывала.
— Здорово, — сказал редактор. — Самое время для того, чтобы кто-нибудь набрался храбрости об этом сказать.
Лора улыбается, но она не одурачена. Она понимает, что Ренни ничего не знает. Но Лора щедра. Она хочет поделиться. Десять из десяти за щедрость.
— Послушай, — говорит она. — Так хоть выбор есть. Ты всегда можешь сказать, что стоишь подороже квитанции на штраф. Правда, я не уверена, что лучше: когда вообще нет выбора или когда можно выбирать между гадостью и гадостью. По крайней мере, когда нет выбора, не приходится думать, понимаешь? В худшие времена у меня выбор был что надо. Дерьмо или дерьмо.
