Вероника Вереск - Закон маятника
Кое-как повернувшись на спину, я согнула в коленях ноги, тоже, как выяснилось, связанные, и попыталась изо всех сил ударить сперва крышку, а затем дальнюю стенку. Не хочу, не могу здесь находиться! Дайте мне хотя бы глоток свежего воздуха! Я умру прямо здесь и прямо сейчас, сию секундочку!
Но тут я поняла, что мои испытания этим не ограничиваются. Машина начала подпрыгивать на ухабах. Не удержавшись, я взлетела и всем телом приложилась о крышку багажника. Судя по всему, это грунтовка: в Москве таких дорог я не знаю. А раз так, меня везут куда-то за город. Нет, нельзя поддаваться панике! Надо срочно найти в этой ситуации хоть что-то позитивное.
Пожалуй, самое утешительное из происходящего: я жива и убивать меня пока не собираются, иначе прикончили бы на месте, а не стали бы возиться с похищением прямо посреди города на глазах у множества свидетелей. Значит, кому-то что-то нужно – нечто такое, что от меня мертвой не получить. И это, скорее всего, документ, с помощью которого можно устроить в соответствующих кругах небольшой Армагеддон. Сумочка! Где она? В следующее мгновение я не удержалась от совершенно неуместного в такой плачевной ситуации хихиканья. Ридикюльчик оказался намертво примотан к руке, и потерять его я не смогла бы даже при всем желании. Отметить: позитивный момент номер два. С оговоркой: проверить, на месте ли драгоценный акт экспертного заключения, пока невозможно.
И третий: машина наконец-то остановилась. Только бы это был пост ГИБДД, тогда я спасена. Главное – привлечь внимание, а это у меня всегда неплохо получалось…
Но не успела я набрать в легкие побольше воздуха, как крышка багажника распахнулась, подобно громадному беззубому рту. Да еще и с душераздирающим скрипом: это же надо так запустить машину! Впрочем, неважно: главное, я могу наконец дышать полной грудью. И любоваться звездным небом: никогда не думала, что оно может быть таким прекрасным. Хотя когда мне любоваться – все время куда-то спешу, несусь с высунутым языком, будто гончая по следу, а в результате все время прохожу мимо самого главного…
Надо мной с фонарем в руке склонился жилистый худощавый мужчина неопределенного возраста. Я сразу назвала его про себя Коршуном – настолько он был похож на эту хищную птицу, и даже не из-за глаз навыкате, а из-за носа, как нельзя больше смахивавшего на слегка изогнутый клюв. Наверно, именно так выглядел бы коршун, случайно оказавшийся в городе и вынужденный питаться на помойках, – отощавший, встрепанный и потерявший всякое птичье достоинство.
– Ну что, дамочка, оклемалась? – поинтересовался он неожиданно высоким скрипучим голосом. – Приехали, добро пожаловать! Вылазь!
Ну вот, только начинаешь вникать во что-то глобальное, как опять отвлекли. Судьба тоже любит пошутить.
– Ты это чего? – немного озадаченно поинтересовался Коршун, светя фонарем прямо в лицо.
– Да она, похоже, с катушек съехала, – удивленно проговорил второй похититель – громила, с лицом, не обезображенным интеллектом. Пожалуй, он прекрасно смотрелся бы на месте вожака обезьяньей стаи – орангутангов или скорее бабуинов.
Я продолжала хихикать, не в силах остановиться.
– Чего смешного-то? – даже обиделся громила. – Тебе сейчас от страха трястись надо, а не ржать, как буденовская лошадь. Вот приедет хозяин, тогда сразу заплачешь горькими слезами. И ведь сама во всем виновата, лезла куда не просят…
– Хорош трындеть, – перебил его напарник. – Тащи ее в дом, а я позвоню – доложу, что объект доставлен в условленное место. Ну, чего встал? Таращишься, будто бабы лет десять не видел.
– Видеть-то, конечно, видел, правда, все больше издали, – ничуть не обидевшись, произнес Бабуин, легко, будто котенка, извлекая меня из багажника и перекидывая через плечо. – А вот чтобы насчет чего другого… Ну все, молчу, молчу – чего заводиться-то сразу?
Напрягая все силы, я подняла голову и обернулась. Дом, куда направился похититель, топая громадными ботинками прямо по снежной кашице, казался совершенно необитаемым. Когда-то добротное двухэтажное деревянное строение сейчас пребывало в том же печальном состоянии, что и машина. Крыльцо вот-вот развалится, крыша опасно накренилась. Рядом пара сараев, готовых рухнуть от малейшего порыва ветра. За полуразвалившимся забором темнеет еловый лес. Веселенькое местечко, нечего сказать! Напрашивается вывод: тот, кто заказал мое похищение, не особенно богат, иначе меня не привезли бы в дом, когда-то принадлежавший чьей-то бабушке. Интересно, насколько верны мои предположения?!
Тем временем громила поднялся по жалобно скрипнувшим под его весом ступеням, с трудом открыл перекосившуюся дверь и, придерживая меня одной рукой, принялся шарить другой в поисках выключателя. Если бы ему случалось бывать здесь раньше, хотя бы много лет назад, движение было бы автоматическим. А может быть, это наследственное домовладение принадлежит не ему, а Коршуну? В таких домах на стенах можно увидеть портреты всех близких и дальних родственников, вдруг там найдется и его фото – в школьной форме и пионерском галстуке? Мальчика, который верит, что будущее светло и прекрасно.
Господи, о чем я только думаю! Мне надо выстраивать план спасения, а я мысленно реконструирую биографии похитителей. Еще немного, и у меня в голове родится подробный план интервью «Как я дошел до такой жизни»… Хотя в этом как раз нет ничего необычного: как объяснял все тот же знакомый эмчеэсовец, таким способом человеческая психика защищается от перенапряжения…
В нос ударил запах гниющего дерева, сырых тряпок и заплесневелой бумаги. Вспыхнула тусклая лампочка: я, все так же свисая с мощного плеча, оказалась в тесных сенях, а затем в комнате, пол которой был застелен когда-то разноцветными половичками. Здесь, к моему удивлению, оказалось совсем не холодно. Вот оно что: трамвайная печка! Еще один положительный момент.
Наконец-то Бабуин соизволил поставить меня на ноги и размотать скотч, которым я была обмотана наподобие вареной колбасы в обертке. Я принялась переминаться на месте, в ногах будто забегало множество крохотных мурашек.
Старая мебель – такую я даже у бабушки не видела: резной буфет темного дерева, полки, явно самодельные, массивный комод. Под потолком пыльный шелковый абажур, по стенам, как я и ожидала, фотографии – жаль, освещение не позволяет как следует их разглядеть.
На круглом столе, прямо на ажурной вязаной скатерти натюрморт, красноречиво свидетельствовавший о «суровых мужских посиделках»: бутылки из-под пива, вскрытые упаковки хлеба и копченой колбасы в нарезке. При виде этих «остатков пиршества» я с удивлением отметила, что съеденный накануне ужин бесследно испарился, уступив место сосущей пустоте в желудке. И почему я не заказала ту рыбу в кляре? И суп с мидиями тоже сейчас бы не помешал.
