Your Name - Северное сияние
— Разрешение на что? — я впервые вставила вопрос в его монолог, и то, потому что почувствовала, что он ждет этого вопроса.
— А когда покупаешь сувенирный клинок какой-нибудь, на него же нужно разрешение? Вот и им такое понадобилось…
— И вы его достали?
— Достал… дурак старый!
— Что они ему презентовали? Я уже поняла, что не «саблю» из металлопластика времен Колчака…
— Немецкий штык-нож… Говорят, что купили у какого-то "черного археолога" на толкучке.
— Ясно… — в голове мгновенно выстроилась картинка произошедшего с возможными участниками, но все же я решила дожимать до конца, — Когда это было?
— Да уже года три тому…
— Угу… — в голове крутилась туча мыслей, — Зачем вы выходили на Кирова в то утро, когда убили Александрова?
— Я Кристину искал.
— Искали?! — вот это номер!
— Да. Искал Кристину, а нашел Витьку с дырой в пузе…
— Он был ещё жив?
— Успел всего одну фразу мне сказать… Как я не старался ему рану зажать, но… слишком уж глубоко его саданули.
— Что он вам сказал? Желательно дословно.
— Извольте, дословно: "Смешно. Тот самый нож."
— И все таки… зачем вы искали Кристину?
— Она поругалась с матерью… Из-за меня… Позвонила Витьке на трубу и ушла. Я просто подумал, а что если мне удастся поговорить с ней по душам? Выяснить, почему она так шарахается от меня…
— Вас объявили в федеральный розыск за нападение на инкассатора с убийством. Как вы считаете, недостаточно, чтобы шарахаться?
— Бьете не в бровь, а в глаз…
— Владимир Семенович, конечно это вам решать, но я все же попрошу вас все это повторить на протокол нашему прокурору. В этом деле вы проходите как свидетель, так что…
— Как говорится в одном хорошем фильме: "Свидетелем быть ещё не приходилось!" — мы оба улыбнулись.
— А насчет инкассатора. Дело не моё, так что…
— Я и не претендую, — я оставила ему свои сигареты и подошла к двери, чтобы позвать ребят, — Александра Эдуардовна! — я обернулась, — У меня только одна просьба к вам…
— Я слушаю.
— Мне думается, вы мент правильный — не обижайтесь, Бога ради, я это говорю не с издевкой… Я просто хотел попросить, — он открыто смотрел мне в глаза, — Присмотрите за Тинкой, хорошо? У нее ведь теперь никого не осталось…
— А вы?
— Я… Я для нее вроде и неродной, — он отвернулся к столу и снова закурил. Посмотрев на него еще пару мгновений, я открыла дверь и окликнула парней. И уже выходя из кабинета, произнесла…
— Я пригляжу, Владимир Семенович. Не волнуйтесь…
— Только поосторожнее с ней, — догнал меня его голос, — Я уже говорил — она себе на уме!
После разговора с Саблиным, я вернулась к себе в кабинет. По дороге успела выцарапать из лап дежурки Лёшку и напрячь его срочной работой: выяснить все, что сможет до завтрашнего вечера, по приятелю Александрова — Диме и потрясти экспертов и спецов по поводу немецкого штык-ножа… Меня интересовало, раны Вити Александрова и Ирины Хмельницкой нанесены таким ножом или обычным кухонным, грубо говоря. Уже сидя за своим столом, я написала отчет о проделанной работе за эти дни и решила лично отнести его шефу. Разговор с Любимовым предстоял не из легких! Как впрочем, все наши с ним разговоры…
— Капитан, вы в своем уме?! Какие отгулы, к чертям собачьим?!! У вас сколько дел в производстве?
— Пять.
— И это не считая Саблина, которого вы взяли сегодня! — он бушевал уже минут пятнадцать… Что ж, могло быть и хуже. Упомянув Саблина, он, видимо, смягчился и, перестав орать мне на ухо, сел в свое кресло, — Сколько дней вы хотите взять?
— Два, товарищ майор: четверг и пятницу. В субботу "в ночное".
— Ух, Александра… — он продолжал ворчать, но уже подписывал рапорт, — В понедельник я жду от вас конкретного результата по делу Александрова.
— Есть, товарищ майор! — я уже подошла к двери, но развернулась и спросила то, что интересовало меня уже несколько дней, — Петр Сергеевич, а почему вас так интересует именно это дело?
— Вот что, Саш… — он вздохнул, встал из кресла и подошел к окну. Наблюдая из-за приспущенной шторы за ночным городом, он продолжил, не оборачиваясь ко мне, — Ты же, кажется, в пятницу сбор организовываешь?
— Так точно. У меня, в шесть…
— Не против, если и я заеду?
— Заходите на огонек…
— Вот там тогда и поговорим… — он взглянул на меня, — В неформальной, так сказать, обстановке.
— Хорошо.
Положив свой табельный ПМ в сейф в кабинете и предупредив Лёху, я отправилась домой. По дороге до меня дошло, что холодильник абсолютно пустой — ведь вчера Кристина выгребла из него все, что можно было. Я заскочила в круглосуточный и прикупила кое-чего пожевать. Нда… Денек завтра предстоял не из легких. Ведь не смотря на все инсинуации начальства, я не собиралась отсыпаться и отдыхать эти два дня. Мне необходимо было проверить некоторые факты, а будучи свободной от должностных обязанностей, мне это было легче. Вот и все…
Открыв дверь, я зашла в ярко освещенную прихожую. Пакет с продуктами мягко выполз из рук, а фраза "Всем привет! Я дома!" была просто-напросто забыта, когда я окинула взглядом… ЭТО! Нет, я конечно занимаюсь уборкой в квартире… изредка. Ну, у меня всегда порядок в гостиной и кухне… наверное потому, что туда я почти не заглядываю. По крайней мере, у меня чисто! Но то, что предстало моему взору… это уже не была квартира, тем более моя! Это операционная какая-то! В довершение картины соответствия, стояла абсолютная гробовая тишина. Немного отойдя от первоначального шока, я только раскрыла рот, дабы окликнуть Кристину, и тут… в этой нереальной тишине… почти как глас с небес… откуда-то со стороны гостиной раздался спокойный, уверенный, но местами обреченный какой-то, голос:
— Все. Больше не могу. Если не опущу руки — помру на месте. Пусть пеняет на себя…
Если бы кто видел произошедшее далее со стороны, наверно умер бы со смеху. Хотя, мне, именно в тот момент, смешно не было… Автоматически сунув руку за шкафчик для обуви, стоящий прямо возле входной двери, я извлекла на свет Божий нормальный милицейский «демократизатор» и влетела в гостиную, как взбешенная фурия. А вот что было дальше… Картина Репина — Кристина стоит возле окна гостиной, у нее в руках самая обычная швабра. Видимо, она таким нехитрым способом обметала потолок — тоже мне, Марта Стюарт! — наверно швабра, проходя мимо карниза со шторами, задела его и это "произведение польского искусства" слетело с петли… И Тинка, я уж не знаю сколько времени, стояла перед окном, задрав лапки кверху, и держала это… нечто, чисто маминого вкуса, на той самой швабре! Влетев в комнату, я успела понять, что происходит на каком-то чисто интуитивном уровне. Поэтому сразу же метнулась к окну и буквально вырвала девушку, с абсолютно затекшими конечностями, из-под падающего карниза. Когда до Тинки дошло, что эта тяжеленная хрень, сотворенная из смеси железа и дерева, пролетела в каких-то двух-трех сантиметрах от ее головы, она судорожно вцепилась пальцами в мою куртку. Когда грохот немного стих, она шумно выдохнула и произнесла:
