Наташа Апрелева - А Роза упала… Дом, в котором живет месть
— А еще два? — глотнула Кукла.
— Грязные ругательства во время традиционного причесывания ваших волос, фрау Рапунцель, — улыбнулся Кот невесело.
— Ты читала новеллу Борхеса «Ульрике»? — неожиданно спросил он, наливая в свою кружку с ахалтекинцами крепкого чаю.
— Ннне помню, — обрадовалась Кукла перемене темы, — не помню, вот «Энциклопедию вымышленных существ» — помню, я ее несколько раз перечитывала, раз даже, наверное, семь, а Ульрику твою нет, а что? А что?
— Почему-то вспомнил, — пожал плечами Кот. — Очень спокойный, удивительный рассказ, его хочется перечитывать несколько раз подряд. Все действие длится один вечер и еще один день. Латиноамериканец Хавьер знакомится в Англии со скандинавской девушкой Ульрике. Понимает, что влюблен. Она спрашивает его: а что такое быть колумбийцем? Наверное, это вопрос веры — отвечает он. То же самое, что быть норвежкой — соглашается девушка.
— И что дальше, — спросила Кукла, она любила слушать Кота, — они остались вместе, колумбиец и Ульрике?
— Они оставались вместе один раз, — усмехнулся Кот, и процитировал немного нарочито — «Время текло, как песок. Век за веком длилась во тьме любовь, и образ Ульрики в первый и последний раз был моим».
— Как красиво, — выдохнула Кукла, она была впечатлительна.
— Чаще всего так и бывает, — Кот отпил чаю, посмотрел на подавшуюся вперед Куклу, — незначительный разговор, за которым следует что-то совершенно непохожее на адский секс или групповой суицид, запоминается на всю жизнь и меняет всю жизнь, вот ведь что. Но я даже не об этом, пупс.
— А о чем? — спросила Кукла через пару минут молчания.
Кот помолчал, неторопливо вращая перед собой тарелку, и спросил негромко:
— Что это такое — быть тобой? Вопрос какой веры? Объясни мне.
Замолчали оба.
Пицца подсыхала в картонной плоской коробке, сыр застывал бледными лодчонками, алые круги помидоров меняли цвет на более темный, из ночного Сада привычно летели на свет некрупные насекомые, фоном мурлыкало радио, кажется, MAXIMUM.
Кукла прикусила зубами кончик длиннейшей косы, стоит ли вспоминать удивительные новеллы Борхеса, подумала она, когда перед глазами стоит и стоит доктор, милейший человек, сама любезность, аккуратные седины, безукоризненной белизны халат, на кармашке вышита монограмма, ничего не бойтесь, вот он снимает очки в старомодной и роговой оправе, вот он протирает стекла специальной замшевой тряпочкой, вот он произносит негромко, очень, очень сожалею, но вам с одной из рук вон плохо работающей почкой навсегда следует отказаться от попыток забеременеть, мне очень жаль, поверьте, позже, если пожелаете, я смогу ознакомить вас с действующей программой усыновления детей-сирот.
Вдруг из глубины Дома послышался странный, пугающий множественный вой.
— Господи Боже мой! — побледнела Кукла и вцепилась похолодевшей рукой в крепкое котово плечо, — я боюсь, я боюсь…
Кот аккуратно отсоединил ее побелевшие от напряжения пальцы и распахнул дверь. Через какое-то время по коридору необычно для себя быстро прошагала Марго, на ходу ровным голосом разговаривая по телефону:
— Я прошу прощения, Тимофей Ильич, но завтрашнее мероприятие не состоится, по независящим от меня…
Да, в семьях бывает и не такое, наверняка согласится с автором человек, хорошо читающий по-русски, и раз уж появилась холодная, серебристая Марго, то уместно будет рассказать обещанную историю про общественный транспорт, судьбоносную для нее.
Вообще-то Марго никогда не ездит на общественном транспорте, если все нормально. Она педантично управляет респектабельно-чернильной «Ауди-Аб» и немного свысока смотрит на пешеходящих и иных пассажиров автобуса. Но около года назад у Марго случилась страшная трагедия, Марго была одинока и несчастна, что неожиданно расположило ее к королевским прогулкам среди толпы, в том числе и в маршрутных такси. Около года назад ее вероломно бросил любимый человек и определенно — навсегда. Причем бросил он ее как-то особо мучительно и изощренно, любимые люди так умеют, каждый день он интересовался, допустим, по электронной почте, как у нее дела. Дела были плохо. И вот она ехала в маршрутном такси на работу и сочиняла любимому человеку ответное письмо счастья. Напротив сидел неизвестный в странной некрасивой одежде. Он внезапно наклонился к ней и дружелюбно спросил: «Милая, что это ты все время бормочешь? молитвы или мантры? лично я — за мантры, молитвы как-то не работают уже, мля».
Марго никогда и ни с кем не знакомилась в транспорте. Она не собиралась ничего отвечать маршруточному хаму, а собиралась гордо отвернуть к окну красивый прямой нос и продолжить сочинять письмо далее. Но тут маршрутное такси столкнулось с другим маршрутным такси. Силой инерции Марго швырнуло буквально в объятия неизвестному.
Ей понравилось, как от него пахнет, чем-то таким, кожаным или бензиновым, но приятно, так приятно, очень по-мужски.
Все пассажиры всполошенно бегали внутри и немного вокруг маршрутного такси, водитель демонстрировал безупречное знание русского мата, что-то происходило еще, Марго с усилием встала с колен неизвестного, и ответила запоздало: «Кажется, я тоже — за мантры». «Срост! — обрадовался неизвестный. — Пошли обсудим! Меня, кстати, Юраня зовут, мля, а тебя?»
Марго ужаснулась лексикону и ситуации, но ответила.
Про Дом. 1955 г
Тамара Мироновна, женщина скромной профессии, но немаленького ума, официально представила друг другу Лялю («ой, прямо наша мать родная, — одернулась под гневным взглядом, — сестра прям она мне родная, — и, уловив свистящий шепот, наконец, выправилась, — благодетельница наша, конечно, а как же, благодетельница, как есть!..») и Военного Строителя («мой хороший товарищ, Серафим Палыч, специалист и инженер…»). Помолчала и с натугой выдавила: прошу любить и жаловать, — фраза казалась Тамаре Мироновне идиотской и бессмысленной, но, судя по реакции окружающих, свою роль все-таки сыграла.
Далее Тамара Мироновна отошла по нуждам производства к самогонному аппарату, несколько барахлившему и тем самым безмерно Тамару Мироновну огорчавшему, уселась на табурет и стала с пристрастием наблюдать за процессом.
В небольшой кухоньке Флигеля стараниями новой хозяйки, сторожихи и инвалида войны царило некоторое безумие. Во-первых, несмотря на огромное количество детей, обеденного стола она не держала, и не то чтобы как-то принципиально, а так получилось. Дети в несколько неравных смен питались стоя у подоконнника, либо сидя у подножья рассыхающегося, но все равно прекрасного буфета, дарованного с барского плеча семейством Старосельцевых. Законное же место обеденного стола занимала серебристого металла специальная крепкая стоечка, на стоечке уютно размещался перегонный куб, который на самом-то деле был никакой и не куб, а скорее усеченная пирамида, что неважно. Во-вторых, Тамара Мироновна оказалась большой поклонницей старинного индийского учения аюрведа, которое призывает сосредоточиться на себе и своих поисках Пути, а не намывать бесконечно такие ничтожные атрибуты бытия, как тарелки, полы или, упаси госсподи, окна. Проще говоря, у Тамары Семеновны было убедительно грязно как на кухне, так и в иных прочих помещениях. И ничего страшного, между прочим, подумаешь, немного вымазано — тут и там. Ну и еще чуточку здесь. Главное, чтобы не было войны, чтобы все живы-здоровы, мирного неба, вкусного хлеба, чистой воды и никакой беды.
